Идеальным вариантом был небольшой частный самолет. На них не летает абы кто, поэтому даже пять заложников будут иметь достаточный вес, особенно если это важные персоны. Управиться с пятерыми много проще, чем с сотнями, а проку от них, возможно, будет больше.
Прямо под окнами на летном поле стояли три небольших частных самолета, и один из них, когда вновь разрешили полеты, прицепили к тягачу и уже потащили в сторону взлетки. Это, безусловно, и был наилучший вариант. Оставалось найти лишь достаточно большой кусок ткани, размером с двуспальную простыню, и дело можно было считать сделанным. В принципе, годилась и скатерть, но лучше чуть-чуть побольше. Взгляд Ковалева остановился на большом рекламном баннере с названием пиццерии. Оценив его размер и вес, Ковалев понял, что пришло время действовать.
Для начала он незаметно достал пистолет «ПСМ» и переложил его в карман пиджака. Это оружие с низким останавливающим действием, но с высокой пробивной способностью малокалиберной пули. Оно понадобится в свое время, но чуть позже. Для начала нужен был старый добрый «ПМ». Благо Ковалев додумался забрать его у Витухина, а не бросить на месте убийства.
Привычным движением большого пальца Ковалев снял «ПМ» с предохранителя и, молниеносно вскинув его на уровень глаз, произвел четыре выстрела. Первая пуля сразила в грудь бармена под рекламным баннером. Тут же, на выстрел, отреагировали полицейские наблюдатели. Им достались три следующие пули.
С дистанции в двадцать пять метров генерал на спор попадал в донышко пивной бутылки, будучи уже изрядно навеселе. Ему не составляло ни малейшего труда попасть полицейским в голову, но он не стал этого делать. Конечно, не из жалости, а совершенно из других соображений.
У человека одно из самых болезненных мест – сустав плеча. Попадание пули туда вызывает такую боль, что человек, каким бы крепким он ни был, начисто теряет боеспособность, начинает орать, кататься по полу, заливать все вокруг кровью и оказывать на боевых товарищей другие деморализующие действия. Попасть противнику в плечо гораздо выгоднее, чем в голову. Тот, кому попали в голову, лежит себе тихонько и не становится союзником. А вот если в плечо, то можно быть уверенным, что оставшиеся в строю полицейские скорее бросятся оказывать помощь раненым, чем совершать какие-то рациональные действия.
Так и вышло. Поразив трех полицейских в незащищенные бронежилетами плечи, Ковалев сразу получил трех верных союзников – кричащих, катающихся по полу бойцов, требующих немедленной помощи. Люди, мирно дремавшие в креслах зала ожидания, после первого же выстрела вскочили на ноги, а когда увидели раненых, заливающих пол кровью и орущих не своим голосом, бросились бежать к выходу.
Ковалев поставил «ПМ» на предохранитель, сунул его за пояс, а из кармана вытащил «ПСМ». Пришла очередь его быстрых, точных пробивных пуль. Первая из них сразила в ногу женщину, держащую за руку семилетнего мальчика. Вскрикнув, женщина рухнула на колени, а мальчишка завизжал, громко и пронзительно, именно как нужно для паники. Вторая пуля из «ПСМ» попала в стекло у эскалатора. Дырочка вышла совсем небольшой, но Ковалев знал, что нужно сделать, чтобы устроить настоящий хаос, с которым полицейским будет не справиться. Он схватил тяжелый барный табурет, разогнался и, как копье, метнул его в это стекло так, чтобы попасть рядом с пробитым пулей отверстием. Табурет пролетел над головами толпы, стремящейся к эскалатору, ухнул в стекло, то не выдержало и посыпалось вниз водопадом сверкающих алмазных брызг.
Люди в толпе, ближе к эскалатору, увидев открывшуюся перед ними пропасть, уже не защищенную стеклом, попытались остановиться. Но задние ряды напирали, толпа не вписывалась в узкое горлышко эскалатора, и люди с криком посыпались со второго этажа вниз, на асфальт перед входом в терминал. Падали жестко, ломали руки и ноги, а сверху на них валились другие. Крик стоял непрерывный, истошный, кого угодно способный привести в смятение.
Кого угодно, но не Ковалева. Тот спокойно перемахнул через стойку бара, сорвал баннер, скомкал его, сунул под мышку и направился к рыдающей на коленях женщине, не способной подняться на ноги. Мальчик продолжал держать ее за руку. Ковалев рванул его за шиворот, словно мешок, и поволок к окну, смотрящему на летное поле.
Два выстрела из «ПСМ», удар ногой, и стекло осыпалось наружу, открыв выход к самолетам. Ковалев швырнул вниз скомканный баннер, на него, пинком, отправил брыкающегося мальчишку. Ковалева не волновало, сломает себе ребенок что-нибудь или останется невредим. Лишь бы живой да верещал погромче, остальное не важно. Другого назначения в плане Ковалева для ребенка не было.
Ковалев собирался уже отстегнуть ремень от сумки, чтобы по нему спуститься как можно ниже, но на всякий случай осмотрел зал на предмет возможного преследования. И вовремя – к нему мчались еще трое полицейских из тех, что охраняли выход в периферийные помещения второго этажа. Ковалев произвел по ним три выстрела из «ПМ», словно по ростовым мишеням, куда придется. Полицейские рухнули как подкошенные прямо ему под ноги. Ковалев вынул у них из пистолетов магазины с патронами, сунул их в карман пиджака и собирался вернуться к окну, но заметил еще троих. Суетиться не было смысла. Пока толпа ломится к эскалатору, пока люди, не вписавшиеся в узкое горлышко, падают со второго этажа, можно было не опасаться, что кто-то из полицейских прорвется наверх. А на втором этаже вряд ли их больше, чем эти шестеро.
Впрочем, настроены они были куда решительнее первых, сразу вскинули оружие. Но очень медленно. Очень. Когда ты занимаешься огневой подготовкой от силы раз в месяц, отстреливая при этом не больше десятка патронов, не научишься стрелять ни быстро, ни метко. Особенно когда на переаттестации достаточно выбить двадцать одно очко из тридцати возможных, днем, по неподвижной мишени номер четыре, с двадцати пяти метров, чтобы получить оценку «хорошо».
Ковалев же одно время проводил в тире по три-четыре часа три раза в неделю, больше пяти лет подряд, отстреливая по сотне патронов за тренировку. Стрелял он из всех видов оружия, с обеих рук. Поэтому не волновался нисколько, прекрасно понимая, что на бегу, в нервозной обстановке, когда люди кричат снаружи, люди кричат вокруг, а пол сделался скользким от крови раненых товарищей, ни один из полицейских не попадет в него даже случайно. Впрочем, ожидать стрельбы он и не собирался. Два его выстрела гулко прозвучали, отлетев эхом от стен, когда полицейские еще не успели поднять оружие на уровень глаз. Одному пуля попала в плечо, он закрутился волчком и выстрелил себе под ноги. Его пуля звонким рикошетом отлетела от бетона, взвыла, разрывая воздух на траектории, и прошила стекло в витрине пиццерии. Второму полицейскому Ковалев прострелил горло, тот рухнул на колени, хрипя и захлебываясь, затем по инерции повалился лицом вниз. Рука его судорожно дергалась, палец надавил на спусковой крючок пистолета, зажатого между грудью и полом, глухо бабахнули три выстрела, пока затвор не заклинило, прижав тканью бронежилета.
Пули с визгом устремились вдоль пола, но Ковалев, ожидая такой ситуации, с разбегу запрыгнул на ближайший столик, чтобы его случайно не достало. Заодно он изменил позицию, не дав возможности прицелиться третьему полицейскому, а сам, присев на одно колено, произвел точный выстрел в голову, метров с пятнадцати.
