И, чуточку помедлив, пошел назад, к дому. Но остановился, когда заметил, что я не последовала за ним.
– Идем, – позвал он.
Не двигаясь с места, я смотрела на него.
Беги, думала я. Беги отсюда.
– Я тебя предупреждаю, – сказал он так, будто прочитал мои мысли.
И снова у меня в голове зазвучали произнесенные им слова.
Ты все потеряешь. Своего ребенка. Всю свою жизнь.
Я откашлялась и заявила следующее:
– Понятия не имею, что вы там про меня якобы знаете. Но вы ошибаетесь! Я мать, и ничего больше. Я учительница! Я даже мухи не смогу обидеть.
Незнакомец рассмеялся. Только смеялся он совсем не весело.
Опять он сделал несколько шагов в сторону дома и опять остановился, когда заметил, что я не последовала за ним.
– Идем, – сказал он.
А я стояла как вкопанная, не зная, как теперь поступить.
– Если б я хотел с тобой что-нибудь сделать, так сегодня ночью у меня возможностей было хоть отбавляй, – проговорил он. – Идем!
Как будто я пугливая кошка, которую он намерен приманить. А у меня – буря в голове, никакой ясности в мыслях. Но потом, медленно, постепенно, одна мысль оторвалась от всех остальных, прояснилась, зазвучала громко, и еще громче, пока не заполнила весь мой мозг, пока не прогнала все прочие мысли: у него нет никаких причин, чтобы уйти отсюда.
Я глубоко вздохнула. Собравшись с духом, я последовала за чужим человеком в мой собственный дом.
Незнакомец
Estoy cansado. Я устал. Не только потому, что не спал три дня подряд. А потому, главным образом, что я постоянно нахожусь в напряжении.
Ни один человеческий орган не требует столько энергии, сколько мозг. Как утомительно все время сохранять стопроцентную концентрацию и бдительность. Нельзя совершить ни малейшей ошибки, и это съедает все силы.
В целом все оказалось куда сложнее, чем я думал.
Она – вот в чем сложность.
Я по-другому себе ее представлял.
Открываю дорожную сумку, достаю из маленького, спрятанного в самой глубине кармашка мобильный телефон, включаю. Гримм так и не перезвонил. Приходится мне подавить свое нетерпение. Ничто из происходящего не плохо и не хорошо. События сами по себе не имеют значения. Значение им придаем мы. Ложусь на кровать, вытягиваюсь.
Как часто в последние дни мысленно я возвращаюсь домой. И, как всегда, осознав это, я принуждаю себя вернуться в настоящее. Мне никак нельзя утратить концентрацию. Есть такие вещи, которые я могу сделать и без информации от Гримма.
Сажусь, достаю книгу из сумки, провожу рукой по истрепанному переплету. Сунь-Цзы, «Искусство войны». Наугад открываю книгу, читаю: «Мудрейший из воинов тот, кто никогда не вступает в войну».
Терпение. Дисциплина. Действие. Делать то, что требуется.
Ненадолго закрываю глаза.
Я готов.
Встаю, подхожу к окну и жду, когда рассветет.
24
Вечерело, до заката оставалось совсем недолго. Я сидела в гостиной, в своем любимом кресле, где всегда проводила время за книгой. Подняться по лестнице в спальню не было сил. Легкие по-прежнему жгло. На голени зудел кровавый шрам, ведь я ночью зацепилась за забор. Ноги, теперь обутые в кроссовки, саднили. Но вдруг – бог весть откуда – в голове моей зазвучал знакомый мотив. Это была «Karma Police» «Radiohead». И услышав эту песню, я вспомнила Филиппа. Вспомнила, как все начиналось. И покорно отдалась воспоминаниям.
«Когда мы впервые увидели друг друга, блистала молния, и это не метафора».
С этого всегда начинал Филипп. Мой рассказ не так хорош, как его, но я помню все. Стоял самый жаркий день года, и «Radiohead» давали концерт на открытой площадке. Я пошла одна. Не знала, кого позвать, еще не обзавелась знакомыми, поскольку лишь недавно приехала в Гамбург учиться, чувствовала себя немного одинокой, хотя одиночество это нельзя было назвать обременительным. Выдался жаркий день, самый жаркий в году, и я оказалась в водовороте концерта, который возвещал о себе полным аншлагом. Везде – насколько хватало глаз – стояли люди. Тела, потеющие тела, и ощущение, словно ты упал в яму со змеями. Настоящее человеческое море. Физическое тепло, липкая кожа, пропитанные потом футболки. Мы были как паломники, позабывшие о голоде, жажде, жаре и обо всех насущных потребностях, ведь мы находились на пути к тому, что обещало утолить жажду и голод с куда большей эффективностью. Музыка на весь вечер сделалась нашей религией, и вечер этот выдался долгим и жарким. Когда группа выходила на сцену, поднялся невообразимый шум, словно изливавшийся из одной пересохшей глотки. Толпа колыхнулась. Я стояла в самом ее центре. А потом зазвучала музыка. И с первыми звуками все засветилось, и открылись небесные врата, такие прекрасные, такие ослепительно яркие. Вспышки света мерцали на моей сетчатке, гремела музыка, и я слушала ее не только ушами, я слушала ее животом, кончиками пальцев, пушком волос на щеках, – каждая клеточка моего тела вибрировала. Музыка насыщала живительной влагой иссохшие корни, я закрыла глаза, чтобы лучше слышать, и люди вокруг исчезли, исчезла боль, все стало неважным, я ничего не чувствовала, позволив себя поглотить и нести, я отдалась опьянению, которое вызывали недостаток кислорода и рок-музыка, я упивалась совершенной бурей. Толпа восторженно ликовала всякий раз, когда бэнд начинал новую песню, я огляделась по сторонам, в зрачках у людей, стоявших вокруг, отражался свет прожекторов, слезы текли по щекам, невообразимый грохот наполнял пространство и в то же время – безмолвие, невыносимое и непостижимо-прекрасное, солнце садилось за сцену и заливало мир совершенно неземным светом, музыка, такая мощная, что, казалось, вот-вот разорвет колонки, – этой ночью прозвучало пятнадцать песен, пролилось одиннадцать литров слез, этой ночью восемьсот пятьдесят один человек почувствовали в себе искру любви, выработали невообразимое количество энергии, и трава под нашими ногами непоправимо смялась, а в лучах прожекторов сгорели тысячи мотыльков – какая счастливая смерть. А потом полил дождь. Ничто не предвещало дождя, но откуда ни возьмись налетели грозовые тучи. И разверзлись. Внезапно, как первозданный взрыв. За считаные секунды одиночные капли переросли в ливень. Тут же налетел ветер, и он принес с собой ураган. Молнии исполосовали небо, и стало видно, где право, где лево, где верх, где низ. Мечтательные лица и залитые слезами щеки исчезли, в ход пошли локти, руки, началась толкотня и давка. Вспыхивали молнии, которым вторили раскаты грома, ураган сотрясал стальную конструкцию сцены, музыканты перестали играть, толпа ринулась к выходу, увлекла меня за собой и протащила несколько метров, я споткнулась и чуть не упала, и потом уже изо всех сил старалась держаться на поверхности, в людском потоке, несшем меня к выходу, но снова оступилась, почувствовала, как меня ударили в спину – чей-то локоть или колено, я закашлялась, чуть не потеряла равновесие, но кто-то подхватил меня, поддержал, я вцепилась в руку, которую мне подставили, крепко сжала ее и больше не отпускала, я обрела опору. Подняла глаза, пытаясь отыскать лицо, которое относилось к этой руке, на несколько секунд поймала взгляд высокого темноволосого юноши, но толчея царила невообразимая, и нас по-прежнему несло по направлению к выходу, я, уткнувшись лицом в спину впереди идущего, а кругом людские тела и никакой возможности даже покрутить головой. Нас словно пропускали через горлышко бутылки, но это оказался выход, – наконец-то можно снова вздохнуть полной грудью. Трава под ногами размякла, платье прилипло к телу, вода заливала мою голову, повсюду бежали люди, гром и молния со всех сторон. Стоять и смотреть – только на это меня и хватало. Шум. Хаос. Давка. Яркие вспышки молнии. Я наблюдала происходящее как живую картину, в которую вольно войти каждому. Я находилась в эпицентре урагана словно в коконе, отводившем все громы и молнии. Внутри меня разливалась тишина. Я вдруг почувствовала, как кто-то взял меня за локоть, обернулась, увидела темноволосого юношу и затянула его в кокон, здесь, внутри, царила тишина, и можно было наконец-таки спокойно друг друга рассмотреть, в течение нескольких секунд мы просто разглядывали друг друга, и вокруг было так мирно, так тихо. Темноволосый юноша улыбнулся, я увидела на его щеках ямочки и опустила глаза, чары развеялись, защитная пленка, обволакивавшая нас, порвалась, дождь, терзаемый ветром, со всей силы хлестнул нас по лицу, гром оглушил, незнакомый юноша взял меня за руку, и мы побежали, рука в руке, на небе сверкали молнии, и люди, находившиеся за сто километров, останавливались, чтобы поглазеть на зарницу, вспыхивавшую над концертной площадкой. Музыка и гром, электричество и бьющиеся сердца. Все это мы пережили. Вот такая это была ночь.
