– Что мы тут делаем, Филипп?
– В последние годы я особенно сильно ощущал свое одиночество, – заговорил он, не глядя на меня. – Иногда я тебя проклинал. Чаще всего я по тебе тосковал. По нам. По тому, как оно было прежде. Иногда я думал, мы могли бы вновь обрести то, что потеряли.
Неужели он из-за этого привез меня сюда?
– Я завидую нам, прежним.
Неужели он думает, что мы можем начать все снова?
– Но как же все непросто… – произнес он. – Только теперь я это понял.
– Ты об этом хотел мне сказать?
Филипп отрицательно покачал головой. Набрал побольше воздуху в легкие. И задал вопрос:
– Ты хорошо помнишь ту ночь?
Слишком хорошо, подумала я.
– Ты помнишь, как тот человек вдруг появился на дороге?
– Нет, – выдавила я из себя. – Как же мне помнить, когда я не смотрела на дорогу? Мы ведь в очередной раз поругались.
И едва не расплакалась.
– Я тоже не видел, как он возник перед нами, – сообщил Филипп.
Ну и что? Что все это значит? Мне невыносимо здесь находиться, прочь отсюда!
Филипп продолжал:
– Я тоже его не видел. Мы думали, что не видели его, так как он вышел на дорогу по этой вот тропе. Но это ошибка. Он не выходил из леса и не выбегал на дорогу. И по дороге он не шел нам навстречу. Он уже лежал там.
Я наморщила лоб.
– Что?!
– Когда мы его переехали, он уже был мертв.
Колени у меня подогнулись.
– Ты лжешь.
Филипп покачал головой.
– Норман К., 41 год, не женат. Незадолго до того потерял работу. В тот вечер, когда мы были в домике на озере, он покинул свою квартиру и пошел вот по этой дороге, видимо, намереваясь покончить жизнь самоубийством. Его сбила машина, он погиб. Водитель скрылся с места происшествия.
– Да, это была я!
– Нет! – воскликнул Филипп. – Не ты. Говорю же, когда ты на него наехала, он был уже мертв. Ты наехала на мертвое тело.
– И откуда тебе это известно?
– Мне попалась статья в газете, там говорилось, что водитель, скрывшийся с места происшествия, заявил об этом в полицию. Я никак не мог успокоиться при мысли о том, что мы в ту ночь не позвали на помощь и поддались обстоятельствам. Моя вина здесь не меньше твоей, как я постепенно осознал. Мы взяли да оставили этого несчастного лежать на дороге. С этим я не мог просто так смириться. И когда мне стало ясно, что речь идет о том самом человеке, о нашей жертве, я решил провести дополнительное расследование. И выяснилось, что водитель, который сбил и оставил лежать на дороге Нормана К., проезжал здесь за полчаса до нас, или даже больше. Через пару дней он явился в полицию. Однако наказания не понес, поскольку нашлись доказательства того, что по телу Нормана К. проехали несколько автомобилей…
Вся эта информация, все его слова будто летели в меня камнями. Филипп давно уже замолчал, а я так и стояла, не двигаясь с места. В полном шоке. Стояла и плакала.
– Но почему же ты раньше ничего мне не сказал? – заговорила я наконец.
– Я пытался… – Филипп вздохнул и беспомощно развел руками. – Пытался сказать раза два или три, но ты не желала ничего слышать про ночь, как ты выражалась. Я был в ярости. А потом подумал: нет, так нет. Ну и поживи еще несколько дней с сознанием того, что ты убила человека. Я хотел причинить тебе боль. Хотел наказать тебя. Хотел наказать и себя. Нельзя, неправильно было просто поехать дальше. Нельзя было не обратиться в полицию.
Я закрыла глаза.
– Ну, а потом я улетел в Южную Америку, – продолжал Филипп. В лесу что-то громко хрустнуло. – Я собирался тебе все это сообщить, – тут Филипп опустил глаза, – после моего возвращения.
Мне казалось, тело мое онемело полностью. Мы сидели в машине на пути домой, Филипп был за рулем, я в оцепенении глядела на дорогу.
Дорога. Молчание. Конус света от передних фар. Опушка леса, разные оттенки серого. Шум мотора. Тяжелые веки. Рассвет.
– А кто это – Винсент? – вдруг спросила я.
– Друг, – ответил Филипп. – Мой лучший друг в лагере.
Я кивнула.
Дорога. Молчание.
Про себя я подумала, что Винсента, может, нет в живых, но спрашивать ни о чем не стала. Пусть Винсент станет темой разговора в другую ночь.
– Почему ты настаивал на том, чтобы я не обращалась в полицию? Я просто опозорилась бы, да и все.
– Не хотелось привлекать внимание. В первую очередь в этом дело. Ну, и еще – а вдруг ты после стольких лет заявила бы о побеге с места аварии? Можешь себе представить, какая шумиха бы поднялась?
Это я приняла к сведению, но спросила другое:
– А два дня? Ты все время говорил про два дня.
Тут я наконец на него взглянула. Ответ прозвучал так:
– Мне сказали, что через два дня станет известно, было похищение организовано и оплачено в Германии, или нет.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы разобраться в смысле этих слов.
– Значит, ты рассчитывал через два дня узнать, замешана ли я в этом деле.
Филипп кивнул.
Вопрос так и вертелся у меня на языке, но я сдержалась. Не хочу я знать, как поступил бы он, если бы ему сообщили, что я всему виной. Вместо этого я спросила:
– А почему мама называет тебя Зеленушкой?
Филипп вздохнул:
– Это долгая история. Расскажу как-нибудь в другой раз.
– Ты каждый раз так говоришь!
Он, криво усмехнувшись, произнес:
– Позволь и мне тебя кое о чем спросить.
– Ну, да…
– Мы сидели в саду, и ты вспоминала про свои выкидыши да про то, как идеально вел себя твой муж. Помнишь?
Я неуверенно кивнула.
– Но ведь все было по-другому, – продолжал Филипп. – Хотел бы я так себя вести, но – увы.
Вдалеке показался город.
– Почему ты так сказала?
Гамбург уже совсем близко.
– Потому что тебе так запомнилось?
Мы едем к себе домой.
– Или тебе просто хотелось, чтоб так оно все и было?
Вместе – после стольких лет.
– Или и то, и другое?
Я не ответила.
Мы едем дальше, молчим.
Встает солнце.
Незнакомец
Я готов к выступлению. Двигаюсь тихо, ни в коем случае не хотелось бы разбудить Зару. Мне надо уйти отсюда, надо побыть одному. Еще не знаю, куда направлю путь. Исчезну в людских толпах Токио? Найду уединение в канадских лесах? Стану в Таиланде смотреть на море? Второй ключ я положил на стол в кухне, где прошлой ночью мы сидели вдвоем с Зарой, стал искать бумагу для записки, в ящике нашел блокнот и карандаш. Сел за стол и осмотрелся. Замер, увидев детские рисунки Лео, прицепленные к дверце холодильника, и быстро отвел взгляд. Сколько времени потеряно, и нет никакой надежды его вернуть.
