Я начал писать.
Вскоре я уже стоял у входной двери, дорожная сумка на плече, дернул было за дверную ручку, но вдруг снова передумал, пересек весь нижний этаж и вышел через другую дверь в сад. Еще раз – в сад. Шел по высокой траве. Зара позволяет траве расти, как придется. Наклонился к кусту смородины, сорвал несколько красных блестящих ягод и весь скривился, почувствовав их кислый вкус во рту. Такая тишина, такой покой, кажется, весь мир принадлежит мне одному. Жара оставила город. Вернулся ветер, и Гамбург снова стал Гамбургом.
Присел ненадолго в траву, поежился от холода, когда влажные стебельки коснулись моих голых рук. Мне и дела нет до этой влаги, до темных пятен, которые сразу появились у меня на джинсах, я наслаждаюсь покоем.
Хотелось бы вот так просто здесь посидеть, да нельзя, надо уходить.
Вернуться домой после стольких лет отсутствия, после этого похищения – поистине сверхъестественный опыт. Как будто ты умер лишь ради того, чтобы потом восстать из мертвых и убедиться в том, что земной шар и без тебя продолжает вращаться. Что твоего отсутствия никто по-настоящему и не заметил. Что ты здесь не только ненужный, но даже лишний.
А вообще-то просто не может быть такого. Чтобы я ее по-прежнему любил? Наверное, чувство, которое я испытываю, – лишь отголосок прошлого. Как пятно, оставшееся на сетчатке глаза, если долго смотреть на солнце. Пора идти отсюда.
Но только я собрался уходить, как со мной заговорила соседка. Мы обменялись несколькими словами, и я с удивлением отметил, что эта немолодая дама по-прежнему изъясняется только в рифму, похоже – это у нее долгосрочный проект. Мне тут же вспомнились школьные годы, тогда мы с Эриком, моим лучшим другом, тоже довольно долго так развлекались. И как тут не заметить, что я утратил всякую способность к острословию. Наконец, соседка Тайс ушла к себе в дом.
Я направился к дыре в заборе, через которую столько раз лазил туда и сюда в последние дни, и вдруг почувствовал, что за мной наблюдают. Огляделся – никого. Хорошо бы только не встретить соседа Лаутербаха, он при первой нашей встрече после стольких лет рассмеялся мне в лицо, услышав, что я – Филипп Петерсен.
Я нагнулся, осторожно пролез в дыру, выпрямился. Посмотрел на дорогу. Пойду вперед до главной улицы, а там остановлю такси. Сделал несколько шагов, глубоко вдохнул аромат старых лип и опять почувствовал, что за мной наблюдают. Опять остановился и огляделся, на сей раз повнимательней. Подумал было, что все-таки ошибся, и вдруг – вот она! Приметная пятнистая кошка сидела на обочине дороги и пристально наблюдала за мной. Инстинктивно я присел на корточки и протянул руку, чтобы ее погладить. Но кошка, чуть поколебавшись, все-таки не подошла, а робко двинулась в сторону от меня, вдоль забора. Я попробовал к ней приглядеться, но на расстоянии не мог различить, кто это – Шнапс с одним слепым глазом и рыжеватыми пятнами, или же Шницель – с двумя здоровыми глазами и коричневатыми пятнами.
Отвернувшись, я продолжил путь. Поздоровался с рыжеволосой девушкой, та шла мне навстречу, возвращаясь, наверное, с какой-то вечеринки.
– Вас преследуют! – сказала девушка, нет, почти девочка, и рассмеялась.
Взглянув туда, куда смотрела она, я понял, что кошка идет следом за мной.
– Раньше они всегда бегали вдвоем, – сообщила девушка. – Наверное, они из одного помета, во всяком случае – они были очень похожи друг на друга. Но вторую в прошлом году задавила машина.
Я ничего не ответил, только смотрел на нее, потому что вдруг понял, что мы знакомы и вместе когда-то придумали клички этим кошкам. А девушка лишь пожала плечами и пошла своей дорогой.
Присев на корточки у обочины, я дожидался, пока кошка, наконец, отважится ко мне приблизиться.
– Эй, Шнапс, – сказал я, когда она подошла совсем близко, и я сумел погладить ее рыжеватую пеструю шерстку. – Очень жаль, что так получилось со Шницелем.
Кошка ластилась к моим ногам, каталась передо мной пузом кверху по асфальту, позволяя себя гладить, сколько хочешь, потом перевернулась и опять стала ластиться к ногам. Так, как будто приветствовала своего старого друга.
51
Что-то изменилось, я почувствовала это сразу, едва открыла глаза, прошло однако несколько секунд, прежде чем я сообразила, что же это: холод в костях, неизменно сопровождавший меня все последние дни, ушел. Другими красками засветился мир, словно, наконец, сняли фильтр, какой все это время был наложен на мои глаза. Я нахмурилась, когда через откинутое окно услышала голоса из сада.
– Доброе утро, – произнес мужской голос.
Ему ответил старческий женский, но что – я не могла разобрать. Прислушалась.
– Очень приятно видеть вас снова, – сказал Филипп.
– Какая радость, что вы вернулись. Вот и женушке вашей с сыном ангелы улыбнулись.
Филипп и соседка Тайс, догадалась я.
– Прошу прощения, я не припомню вашего имени, – донеслись до моего слуха слова Филиппа. – Я очень забывчив, право, досадно – ну и ладно, – неловко срифмовал он в ответ.
Потом ненадолго воцарилась тишина.
Я бы многое отдала, лишь бы увидеть сейчас выражение лица госпожи Тайс. Старушка не привыкла к тому, что люди так с ходу подхватывают ее игру в рифмы.
– Моя фамилия Тайс, – сказала она, снова овладев собой. – Вы можете называть меня Маргарет. Но вот мой совет: жаловаться на память негоже. Тренировка – единственное, что вам поможет. Я тренируюсь на рифмах, по деньгам это дело посильное, на мой взгляд, в рифмах есть что-то стильное.
– Отличная идея, не возражаю, – вторил ей Филипп. – Но вопросов так много… что я замолкаю. Кажется, некий Вебер тут жил. Когда он храпел, дом ходуном ходил.
Я повернулась на другой бок, пока соседка объясняла Филиппу, что дом достался ей несколько лет назад, когда господин Вебер отошел в мир иной, после чего Филипп выдал очередную неуклюжую рифму.
Сама того не ожидая, я засмеялась. А потом провалилась в сон без сновидений.
Когда я проснулась и вышла в коридор, то сразу поняла: в доме никого нет. Я прислушалась к тишине, к ее многоголосью. Подумала, что события последних дней, если не все, то почти все, – наверное, сон. И сейчас настало время возвратиться к действительности.
В первый раз за много недель я зашнуровала кроссовки.
Солнце стояло еще достаточно низко, когда я пустилась по своему привычному маршруту. Ветер овевал мои оголенные ноги. Я затрусила по тротуару и на бегу отметила, что хвост на затылке больше не болтается туда-сюда. Я глубоко вдыхала запах лип, погубивший полчища шмелей, лето достигло зенита, и было ясно – первые вестники приближающейся осени не за горами. Свернув в сторону парка и оставив за спиной соседские виллы, я обрела свой темп: левой, правой, левой, правой. Залаял доберман, оберегавший своего хозяина, я промчалась мимо, не обращая внимания на его назойливое тявканье. И вдруг передо мной – сплошная зелень. Я бежала все быстрее и быстрее, через лужайку, к деревьям, переходила на спринт. Чувствовала, как приливают силы. Наслаждалась, слыша биение сердца, казалось, ощущала, как течет по жилам кровь, все мысли наконец-то улетучились.
