– Это Валенти Тарга?
– Да.
Тина впервые смогла четко рассмотреть его лицо.
– Похоже, в деревне о нем не слишком хорошая память.
– Да что люди знают… – Сеньора произнесла это с глубочайшим презрением, словно сплевывая сквозь зубы.
– Я его представляла гораздо моложе.
– Здесь он сфотографирован незадолго до смерти.
Хозяйка дома Грават вернулась к дивану без помощи трости. Тина вновь посмотрела на снимок, чтобы запечатлеть в памяти эти черты.
– Ему было пятьдесят лет, или пятьдесят один.
– В каком году это было?
– В тысяча девятьсот пятьдесят третьем, – ни минуты не колеблясь, ответила сеньора.
Валенти Тарга смотрел не на Тину, а вправо, на мертвых, туда, где сейчас стояла Элизенда; он только что с озабоченным лицом повесил трубку и сделал энергичный жест фотографу. Элизенда Вилабру, всего неделю назад ставшая вдовой, одетая в траур, холодная, неприступная, в ожидании застыла перед столом алькальда. Она ждала, пока тот заговорит. Краем глаза посмотрела на настенные часы: девять часов. Когда фотограф закрыл за собой дверь кабинета, оставив их наедине, она в ярости обратила взгляд к алькальду.
– Ну, что случилось? – нарушила она молчание.
– Странный звонок.
– И для этого ты заставил меня сюда прийти?
– Ну поскольку ты не разрешаешь мне приходить к тебе…
– Так что в нем странного? – спросила она, подбородком указывая на телефон.
– Какой-то незнакомец хочет что-то сообщить мне о Туке.
– Тебе? – Тяжелая пауза. – Кто?
– Некий Даудер. Звонила его секретарша.
– Ты его знаешь?
– Нет. Она говорит, что он – настоящий владелец Валь-Негры.
– А почему он не обратился ко мне?
– Он говорит, что располагает информацией, которая…
– Никому не должно быть известно о том, что я хочу купить…
Она посмотрела ему прямо в глаза:
– Кому ты об этом рассказывал? Перед кем бахвалился?
– Никому я ничего не рассказывал! – в возмущении вскочил Валенти.
– Не кричи на меня, – сказала она тихим голосом, – не забывайся.
Валенти Тарга провел ладонью по лицу и удрученно опустился на стул.
– Так кому ты хотел пыль в глаза пустить?
Молчание. Элизенда отвернулась к окну. Серое небо ноября. Еще один холодный день с гололедом на дорогах. Сеньор дон Валенти Тарга, палач Торены, открыл рот и вновь закрыл его. Поскольку он так ничего и не произнес, она, продолжая вглядываться в свинцовое небо, сказала кто тебе позволил вмешиваться в мои дела.
– Дело в том, что я…
– Нет-нет… – еле слышно прервала она его, – я тебя спрашиваю, кто тебе позволил.
– Никто. – Валенти склонил голову, признавая свое поражение.
– Отлично. А теперь я тебе кое-что объясню.
Она пристально посмотрела на него. Алькальд съежился на стуле, как провинившийся ученик в классе сеньориты Руфат. Элизенда заговорила медленно и размеренно, словно обращаясь к маленькому ребенку:
– Лыжная станция – это долгосрочное вложение капитала, и если выйдет неудачно, значит не повезло. Что меня по-настоящему интересует, так это продать Туку шведам. Если это сработает, то я стану такой богатой, что…
– Но мне это все известно.
– Смотри на мои губы, когда я говорю, – сухо сказала она. – Чтобы продать гору, сначала я должна купить ее по частям и по низкой цене. Ты мне в этом поможешь, а я тебе щедро заплачу. Договорились?
– Да, сеньорита Руфат.
– Но если пойдут слухи, то о низкой цене можно забыть. – И ласковым тоном: – Ну а теперь скажи мне, с кем ты об этом говорил, или я тебя накажу и не пущу на перемену.
– Ну, может быть, я что-то и сказал… ну, не знаю, правительственному уполномоченному…
– Да ты полный дурак, ты и твои чертовы дружки фалангисты.
– Не оскорбляй меня.
– Я буду делать все, что мне заблагорассудится. – Она указала на стоявший на столе аппарат. – Кроме того, о таких вещах нельзя говорить по телефону.
– Почему?
– Потому что телефонистка может подслушивать.
– Но Синтета очень…
– Она сплетница, как, впрочем, и все вокруг.
Элизенда вновь устремила взгляд в окно, раздумывая над чем-то. Потом посмотрела на Таргу:
– Ну хорошо. Поезжай на встречу с этим Даудером и разубеди его в моих намерениях купить Туку. И чтобы он ясно понял, что не ты принимаешь решения. И еще напомни этому своему уполномоченному, что он еще не прошел освидетельствования, и если он не хочет, чтобы гражданскому губернатору было доложено…
Расстроенный Валенти встал, надел пальто и шляпу и открыл дверь кабинета.
– Как же тебя раздражает, когда я денежки зарабатываю.
– Ради бога, Валенти! – Теперь она возмутилась по-настоящему: да этот человек действительно дурак. – Да зарабатывай ты сколько хочешь, – она сказала это намеренно поучительным тоном, – но никогда не болтай ни обо мне, ни о моих делах со своими дружками. Никогда. – И прежде, чем Валенти исчез за дверью, Элизенда тихо добавила, глядя в окно: – И будь осторожен, – возможно, этот Даудер всего лишь посредник.
Валенти вернулся в кабинет и прикрыл за собой дверь. Раздраженно:
– Я буду делать то, что сочту нужным.
– Вот уж нет, если речь идет о моих деньгах. Ты скажешь ему, что у меня нет ни малейшего интереса что-либо покупать. Именно этими словами. И пусть засунет свою гору куда подальше.
– Но тогда все затянется.
– Да. По твоей вине. Потому что тебе нравится строить из себя важного человека. Вот и останешься без комиссионных.
Валенти вышел, с силой хлопнув дверью своего кабинета.
– Валенти, – позвала она, не повышая голоса.
Дверь снова открылась.
– Ты же знаешь, я не люблю, когда хлопают дверью.
Сеньор Валенти Тарга, весь красный от гнева, вновь закрыл дверь, на этот раз мягко и плавно. Сеньора Элизенда даже не удостоила его взглядом; она не могла тогда знать, что в последний раз видит алькальда Торены живым. Оказывается, на шоссе, ведущем в Сорт, на теневом склоне есть три крутых поворота. В ноябре, по утрам, если проявить неосторожность, занос на гололеде неизбежен. Это случилось на втором повороте, на Пендис. Судя по всему, Валенти назначил встречу в Сорте на десять часов и не хотел опаздывать на таинственное свидание; как показало расследование, он ехал со скоростью более пятидесяти километров в час, и у него не было времени правильно прореагировать. Машина камнем слетела вниз по склону и врезалась в подпорную стену, которую Тарга сам же и возвел у границы округа, чтобы предотвратить осыпание грунта и чтобы в нужный момент у него была возможность убить себя.