Мы с Максом обменялись приветствиями и ничего не значащими выражениями – вроде протяжного «Да-а-а», только с разной интонацией. У меня оно прозвучало смертельно-устало, а у старика – удивленно-вопрошающе. Похоже, мой вид поверг в шок самого Макса.
Дома стоял такой крик, что, наверное, мертвые бы встали из своих могил. Мне ничего не оставалось, как завалиться в наушниках на диван и врубить на всю катушку маг. Эффект был потрясающим – я моментально отключился от среды обитания, растворившись в сплошном музыкальном потоке, низвергаемом музыкантами «Фронта». Меня не стало. Я пропал. Осталась одна музыка.
Я очнулся на следующее утро, услышав звонок в дверь. Вернее сказать, когда я, словно очумелый, вскочил с дивана, я еще не понял, что звонят. Мой «Шарп» уже, наверное, в тысячный раз промолачивал «Фронтовую металлизацию» – у меня на маге стоит автореверс. Правда, самого музона я не слышал – наушники сползли с головы и болтались, точно собачий ошейник, у меня на шее. Я смотрел на мигающие красные глазки индикаторов «Шарпа» и никак не мог взять в толк, что произошло. И тут раздался второй – долгий и пронзительный – звонок, от которого у меня все скрутило внутри. И я пошел открывать дверь.
Видок у меня был прикольный, потому что те двое, что стояли перед дверью, переспросили – точно ли, что я это я. Я ответил им, что, безусловно, я это я. И тогда они вошли. Это были настоящие громилы, каждый размером со шкаф. Да к тому же еще каждый на высоченных каблуках. Такую обувь, по-моему, носили лет десять, а может, и все двадцать назад. Ну, деревня! В общем, если вы не поняли, эти парни были из ментуры – добровольные дружинники.
Особенно не вдаваясь в подробности, они сказали, что меня ждет в отделении следователь Петухов. В ответ я промямлил, что такого не знаю. Ничего, успокоили они меня, вот теперь и познакомишься.
Я стоял, смотрел на них снизу-вверх и – честное слово – чувствовал себя очень неуютно. Ну что ж, делать было нечего, я и пошел. Всю дорогу я ломал себе голову, какого дьявола меня сцапали менты? По-моему, ничего такого, за что мне можно было заломать ласты, я не вытворял. Правда – я забыл вам про это сказать – я уже пару лет состою на учете, ну с тех пор, как начал фанатеть на стадионах. Так что, может быть, чисто для профилактики? Поговорят и отпустят… На самом деле все оказалось значительно хуже.
Петухов мне не понравился с самого начала. Что-то было в нем внешне отталкивающее. Знаете, бывает вот так – взглянул на человека и сразу понял: это – гад что ни на есть последний. Правда, случаются и ошибки. Но с Петуховым я не ошибся. Законченный подлец. Не успел я войти в кабинет, как он прямо с порога мне кидает:
– Где магнитофон Олсона, щенок?
– Какой магнитофон? Какой Олсон? – удивленно вопрошаю я.
– Тот, который ты с подельниками грабанул из его «Вольво».
Представляете, что он мне шил? Ограбление машины иностранца. У меня от страха мгновенно задрожали поджилки, а мозги враз стали набекрень. Стою перед ним, как глушеный карась, и не знаю, что делать. А Петухов мило так улыбается и колет меня, чтобы я совершил явку с повинной. И тогда, мол, мне ничего не будет. Меня простят и отпустят домой. Как же! Вот врет сволочь! Битый час он так со мной беседовал, а потом говорит:
– Все равно это твоя работа, я знаю. У меня и свидетели есть. Вот их показания, – и показывает мне какую-то папку, – так что хватит валять дурака.
Я молчу в ответ и только головой мотаю. Потому что не знаю, что делать. Не знаю, кто мне может помочь. От такого расклада впору свихнуться. Стою и молчу.
А Петухов совсем распалился. Начал кричать:
– Кто с тобой еще был? Я точно знаю, что ты был не один!
Господи, думаю я, кто же это на меня так настучал? Я же знать не знаю этого чертового Олсона и в глаза никогда не видел его хренов лимузин.
И тут Петухов берет с подоконника какой-то тюк и небрежно так бросает его мне под ноги:
– Ну-ка, щенок, повесь шторы.
Меня такая злоба взяла, что я аж заскрежетал зубами. И с места не сдвинулся. Даже не шелохнулся. Как стоял навытяжку, так и стою. Ну, думаю, черта тебе лысого, а не шторы. А самого так и подмывает об эти вонючие шторы Петухова вытереть свои ботинки. Еле сдержался. И правильно сделал, а то бы мне тогда не сдобровать.
Тут он подходит ко мне, берет меня за шкирку и зло так шипит:
– Вешай, говнюк, шторы! Ну, кому говорю!
Как же, размечтался! Лучше мне сдохнуть! А Петухов не дурак. Видит, что от меня ему ни черта не добиться, и спокойненько так говорит:
– Ладно. Пока иди в камеру. И подумай там. Потом поговорим еще.
Если бы вы только знали, с кем меня посадили! Таких гнусных рож я еще никогда не видел в своей короткой жизни. Бродяги, алкаши, какие-то страшно опустившиеся тетки – на них было тошнотно смотреть. Особенно омерзительны были женщины. Хотя, правда, какие это к черту женщины? Просто грязные шлюхи! Все одинаково потасканы, безобразные, с оплывшими синюшными лицами, худые, как скелеты, одетые в немыслимые обноски, не просто неопрятные или дико неухоженные, а словно были из другого – пещерного века, без чулок, с уродливыми – в кровоподтеках и синих прожилках – костлявыми ногами и бесстыдно задранными заношенными юбками. Я с отвращением отвернулся к стене и стал думать о своем. О том, как бы неплохо было отсюда рвануть. Но куда там! Вокруг ведь одни решетки! Я был бессилен что-либо изменить. Это меня убивало наповал. Но одно я уяснил совершенно ясно: ни за что не поддаваться и стоять на своем. Иначе мне крышка!
Странно только, почему Петухов не сказал мне ничего конкретного, никаких подробностей, кроме того, что обчистил «Вольво» я. И тут меня ошарашило – ни фига он не знает про это ограбление и потому шьет это дело мне. Потому что шить больше некому. И от меня он теперь не отстанет, пока не засадит за решетку. А то, что засадит, – я в этом уже не сомневался. Потому что он – следователь Петухов, а я – никто.
И вот я уже представляю, как меня выводят обритого с заломанными за спину руками из зала суда. Я оглядываюсь через плечо и вижу белые, как мел, лица моих предков с застывшими от ужаса глазами. Приговор оглашен. Все кончено. Вот меня сажают в черный «воронок» и везут в тюрягу жрать баланду… Нет, просто бред какой-то. Хватит!
Поздно вечером меня опять привели к Петухову. Шторы на окнах уже висели. Неужто сам вешал, удивился я. Вряд ли, скорее поручил какому-нибудь сержанту. Я ждал, что Петухов начнет опять меня раскалывать, но обманулся.
– Тебе повезло, – начал без всяких предисловий Петухов, – мы поймали того, кто накрыл тачку Олсона.
– Правда? – обрадовался я, и я действительно был очень рад, просто камень с сердца свалился, и сразу стало легче на душе.
– Более того, – спокойно, без эмоций продолжал Петухов, – он показал, что не знает тебя. Считай, что ты отделался легким испугом, – и с усмешкой добавил: – Все твои машины еще впереди. Так что до скорой встречи!
