– Ладно, не ной, – дядя опять помрачнел. – На самом деле вы все молодцы, отработали на пять с плюсом. Кирилл, у твоих друзей не будет неприятностей?
– Надеюсь, что нет, – со стоном произнёс Кирилл, неуклюже задев больной рукой стол. – Они в тот же день уехали к себе, в Мурманск, в Москве их никто не знает. Вы же вроде обещали защиту? – не совсем уверенно спросил он, с надеждой глядя на дядю.
– Защиту? Не беспокойся, защита уже работает. Лишь бы они тяжёлую артиллерию не применили против нашей защиты… – дядя озабоченно покачал головой.
– Дядя, – вмешался Марк, – тебе не кажется, что мы должны знать, что именно нас защищает?
– Должны, должны… И обязательно узнаете, я вам гарантирую. Но поверьте, ещё не время, ради вашей же безопасности, – дядя встал из-за стола, подошёл к окну и, отвернувшись к улице, продолжил чуть глуховатым голосом, как будто говорил внутрь себя: – Вчера, ребятки, свершилось то, о чём я мечтал почти десять лет своей жизни. А я не могу понять – счастлив я или нет… Как граф Монте-Кристо, надо же, – дядя вздохнул, сделал длинную паузу. Никто из ребят не посмел его перебить, все ждали продолжения.
– Когда-то, ребятки, давно, в прошлой жизни, – решился продолжить Константин, – я был одним из самых дерзких и удачливых братков – бандитов, как нас тогда называли. Погоняло у меня было «Ювелир», по фамилии. Тогда было наше время, всё, казалось, само плыло к нам в руки – удача, деньги, власть, женщины, красивая жизнь. Нас боялись и даже уважали. Конечно, это была жизнь, полная риска, каждый выход из дома, каждая поездка на машине, каждая встреча могла оказаться последней, да для многих так оно и случилось. А вот мне везло… Но в один несчастливый день лихая доля свела меня с одним барыгой, Лёней-Пылесосом. Барыга этот, несмотря на свою невзрачность, был в уважухе, потому как действовал иногда даже жёстче, чем мы сами, можно сказать, безжалостно. Для одной из его тем ему потребовались помощники (ну, это мы так думали), а, на самом деле, как потом оказалось, – пушечное мясо, – дядя повернулся к внимательно слушавшим его ребятам, лицо его было угрюмым от неприятных воспоминаний. – Я начал понимать, что серьёзно вляпался, когда Лёнино агентство недвижимости, которым мы вплотную занимались, просто превратилось в мясорубку. После продажи квартир люди стали исчезать сначала единицами, потом десятками, трупы можно было выкладывать штабелями. И делалось это всё нашими руками. Нет, не моими лично, нет, но были исполнители – натуральные быки без мозгов и остатков хоть какой-нибудь совести, в основном приезжие, возмечтавшие о сладкой жизни. Лёня направлял их лично, а потом сливал ментам так, чтобы те их в капусту крошили. Сначала я ни о чём не знал, ездил на разборки, пытался предотвращать кидки со стороны конкурентов и иных бригад, обеспечивал безопасность. Постепенно я начал догадываться, что дело не чисто, но деньги лились рекой, и на какой-то момент я выпал из реальности – пил почти беспробудно, проматывал деньги по кабакам, почти каждый месяц менял тачки. И на кокс подсел по-взрослому. Стал тогда Лёня перетягивать всё управление на себя, в том числе и моей братвой, а меня использовать только как вывеску, для имиджа. Но однажды я случайно узнал, что Лёня совсем съехал с катушек и на полном беспределе дал приказ торпедам замочить одну старенькую пару, ветеранов войны, орденоносцев, которые продали свою квартиру, чтобы оплатить учёбу внучке… – дядя сбился, лицо исказилось гримасой боли и ярости, голос слегка задрожал. – Я, конечно, и сам был не ангел, но такое… И я не выдержал. Сначала опять нажрался, как свинья, а потом, в абсолютно невменяемом состоянии пришёл к Лёне. Что я тогда ему говорил, и что с ним делал – я не помню, но он потом из больницы месяца три не вылезал. Начался конфликт, и, что самое интересное, большая часть моих пацанов приняли мою сторону. Но мы просчитались. У Лёни уже тогда были покровители куда круче, чем мы думали, иначе бы он не смог так долго беспредельничать. Всего лишь за месяц всю мою бригаду превратили в фарш, можно сказать, счастливы остались те, кого менты просто упаковали в камеры. Да таких и было-то всего человек пять. Остальных, почти шестьдесят бойцов, просто стёрли в порошок. А я ушёл. Сумел тогда… У меня была пара нычек, о которых никто не знал. Я спрятался в глухой деревне на несколько домов, почти без денег и без машины. Твой отец, Марк, мне помогал – привозил еду и снабжал новостями. Месяца три я там сидел – приходил в себя, выл на луну от тоски и осознания того, что я вытворял. Но однажды вместо Августа, который должен был привезти мне продукты, за мной приехали добры молодцы. Скрутили, как пацана. Я получил тогда пятнашку. И то только потому, что ушёл в полную несознанку – молчал, как Зоя Космодемьянская перед фашистами. Свидетелей почти не было, дело мои адвокаты почти развалили, но вмешались Лёнины покровители – и пятнашку мне-таки вкатили. Отсидел пятёрку. Уже на зоне получил письмо от Августа: он признавался, что это он меня сдал – не выдержал давления, за тебя, Марк, и жену, твою мать, боялся. Тогда мне показалось, что я умер…
Марку почудилось, что при этих словах на глазах несгибаемого дяди выступили слёзы, но Константин опять отвернулся к окну и стал заканчивать свой рассказ:
– А потом меня выпустили. Твой дедушка, Марк, сумел напрячь кого-то, кому-то заплатили. Я вышел и уехал из страны… Тогда мне хватило ума не лезть на рожон, и, потратив почти все свои деньги, что у меня оставались в заначке, я сумел перебраться за кордон. А там… Ирак – это было самое безопасное из мест, где мне удалось побывать. И все эти годы у меня была мечта, и вот я её осуществил…
В комнате воцарилось полное молчание, ребята боялись пошевелиться, даже Кирилл перестал стонать.
– Прости, дядя, моего отца, – с трудом выговорил Марк. – Я ведь ничего этого не знал…
– Пустое, племяш, – Константин похлопал Марка по плечу. – А Августа я давно простил, хотя и вовсе не держал на него зла. Я сам виноват во всём, что со мной произошло. Понимаете, парни, люди, на самом деле, всегда сами виноваты во всех своих бедах, и абсолютно напрасно они ищут причины в чьём-то злом умысле или в каких-то обстоятельствах. Надо жить правильно, по-Божески, а не по-свински, и тогда всё будет хорошо. Но кого-то Бог направляет, а кому-то постоянно преподаёт уроки, пока человек не поймёт… Или не сдохнет… Мне, по идее, давно пора было оставить этот мир, да вот что-то я ещё не сделал, зачем-то держит меня Господь на Земле…
Константин сел за стол, взял пирожное и стал медленно, кусочек за кусочком отправлять его в рот. Ребята глядели на него широко открытыми глазами: одно дело смотреть сериал про героических бандитов, а другое – сидеть с одним из них, пусть и бывшим, но всё ещё лютым и свирепым, за одним столом и пить чай с пирожными, которые он же и испёк.
– Вы вот что, ребятки, – Константин доел пирожное и, глядя куда-то вдаль, опять заговорил своим тихим голосом, – вы должны хорошо подумать… Там, куда мы идём, там всё может окончиться очень и очень плохо. Смертью… Вы ещё молоды. Подумайте… Но если решитесь продолжать, то помните – никому ни о чём нельзя рассказывать, ни слова, ни намёка даже, и будьте осторожны в своих контактах, друзьях и подругах.
Ребята закивали головами, показывая, что вполне осознают серьёзность сказанного.
