Дальний Восток
То, насколько сложно делать какие-либо обобщения в отношении единой политики гражданства в Российской империи, становится ясно, если оставить модернизированную границу между Россией и Германией и обратиться к границам российского Дальнего Востока, которые были малонаселенными, неохраняемыми и нередко даже никак не обозначались. Эти две территории и их проблемы разделяло не только десять часовых поясов: во многих других отношениях они существовали будто бы в разных мирах. Однако фундаментальное противоречие между национальной демографической политикой и целями экономического развития было характерно для обеих приграничных территорий, и имперские власти переносили на Дальний Восток некоторые процедуры и стратегии, использовавшиеся в Германии.
В десятилетия, последовавшие за присоединением в 1858 году Дальнего Востока, власти, отчаянно стремившиеся всеми возможными способами заселить этот регион, переселили на территории вдоль дальневосточной границы казаков из Западной Сибири и продолжали селить там осужденных и привлекать религиозных диссидентов, а также иные группы населения, щедро раздавая землю, даруя налоговый иммунитет и освобождение от иных обязанностей перед государством. Поначалу эта всепоглощающая потребность в людях в сочетании с, как правило, открытой политикой эпохи Великих реформ привела к довольно высокому уровню терпимости в отношении китайских и корейских иммигрантов. Закон от 26 марта 1861 года позволил как иностранцам, так и россиянам бесплатно получать на Дальнем Востоке казенные земли, а также даровал освобождение от налогов на двадцать лет
[282]. В 1862 году генерал-губернатор Корсаков даже позволил предоставить китайским рабочим, которым разрешался въезд в страну, «средства к жизни семейной» ради упрочения и усиления «этого трудолюбивого и развитого класса населения»
[283]. В 1860-х годах администраторы, последовательно отстаивая политику открытых дверей и свободную торговлю, наложили вето на несколько попыток российских купцов и промышленников ограничить иммиграцию китайцев, проведение ими горных работ и их коммерческую деятельность
[284].
Однако некоторые обстоятельства убедили власти Дальнего Востока в том, что иммиграцию следует ограничить. Во-первых, стремительный рост китайского и корейского населения в сочетании с разочаровывающе медленным прогрессом в деле убеждения русских и украинцев переселиться на Дальний Восток вызывал беспокойство за настоящее и будущее демографическое равновесие в регионе
[285]. Во-вторых, поразительные успехи китайцев в коммерции и торговле на этой территории вынудили некоторых их конкурентов и купцов призывать к ограничению предпринимаемой китайцами деятельности и все чаще рассматривались как препятствие на пути к превращению региона в неотъемлемую часть Российской империи и ее экономики
[286]. Китайское население Дальнего Востока включало, с одной стороны, низкооплачиваемых сезонных рабочих, а с другой – успешных коммерсантов, многочисленные представители которых присутствовали на всех уровнях экономической жизни – от не слишком много выручавшей мелкой торговли до состоятельного предпринимательства. Китайцы были столь многочисленны и успешны в коммерции, что местные газеты и бюрократы часто говорили о «желтом засилье» в коммерческом секторе, подобно тому как в других регионах говорилось о «немецком, еврейском и иностранном засилье»
[287]. И это нельзя назвать лишь фантазией, поскольку китайское присутствие в коммерческом секторе действительно было значительным и постепенно возрастало. Например, в 1912 году во Владивостоке было больше китайских предприятий, чем российских и европейских, вместе взятых
[288]. В-третьих, расизм российских властей в сочетании со снисходительным и полным преувеличенных страхов отношением к азиатским иммигрантам, которых считали людьми нечистыми, разносчиками болезней, привели к формулировке весомого набора аргументов в пользу установления более строгих границ и ограничения иммиграции
[289]. Великая эпидемия холеры 1891–1892 годов стала основанием для введения новых методов проверки документов и контроля в портах и при пересечении границ по всему миру, а вспышки этой болезни на Дальнем Востоке, происходившие в те же и другие годы, дали важный импульс к утверждению ограничений
[290]. В-четвертых, власти и чиновников на Дальнем Востоке все больше раздражала невозможность контролировать деятельность китайских иммигрантов. Примеры проявлений такой нежелательной деятельности включали: большой объем незаконного импорта дешевого, низкокачественного спиртного (ханьщина), вызывавшего многочисленные проблемы в области здравоохранения; частые случаи нарушения прав местного населения; активную сеть владельцев джонок, которые, уклоняясь от уплаты таможенных пошлин, осуществляли импортные и экспортные операции на тихоокеанском побережье и реках; обширные опиумные плантации с вооруженной охраной; незаконную вырубку ценного строевого леса для экспорта древесины; сведение дубовых лесов в результате вырубки деревьев и засевания срубленных стволов спорами грибов шиитаке
[291]. В-пятых, военные власти тревожились, что торговые структуры дают китайской и японской разведке готовые сети осведомителей для подготовки к войне. Эти опасения стали более существенными по мере возрастания военно-стратегического значения региона во время Русско-японской и Первой мировой войн. И наконец, но не в последнюю очередь, свою роль играла международная обстановка. Страна иммигрантов, Соединенные Штаты Америки, запретила Законом о высылке 1882 года любую иммиграцию из Китая
[292]. Хотя доказать наличие прямой взаимосвязи сложно, тем не менее российские власти часто ссылались на пример США и другие международные меры для обоснования своих предложений. Так, в конце 1890-х годов Министерство юстиции возразило на предложение обложить китайцев более высокими налогами и пошлинами, чем представителей других групп населения, – на том основании, что это противоречило бы общепринятым принципам международного права. И все же генерал-губернатор Приамурья выиграл этот спор, указав, что Соединенные Штаты и европейские колониальные державы сделали то же самое и пошли гораздо дальше, но никто не счел их нарушителями норм международного права
[293].
