Издававшиеся в многонациональных западных регионах газеты националистической направленности (например, «Киевлянин») часто указывали, что отъезд евреев, немцев и поляков мог бы помочь улучшить демографическую ситуацию для русского православного населения
[414]. Самое большое беспокойство все эти газеты выражали по поводу возможности начала эмиграции русских православных крестьян. Она разрушила бы надежды на усиление национального и религиозного контроля на многонациональных территориях. Более того, с конца XIX и в начале XX века националистическая печать проявляла живой интерес к попыткам расселения «благонадежного» (желательно русского и православного) населения на Дальнем Востоке. Заграничная миграция изображалась (и небезосновательно) как альтернативный сценарий для таких мигрантов. Хотя сторонники легализации заявляли, что возвращающиеся эмигранты привозят с собой новые знания, привычку к трезвости и высокую трудовую этику, консервативная пресса видела в них носителей идеологии потребления, революционных идей и источник неблагонадежных знакомств – одним словом, то, что в целом разрушало идиллический образ общинного, религиозного сельского мира, не испорченного внешними влияниями. В газетах порицались нарушения, совершаемые иностранными транспортными компаниями и вербовщиками эмигрантов (в особенности вербовщиками-евреями). Иногда такие нарушения и в самом деле имели место, но пресса преувеличивала их масштаб и роль евреев в системе вербовки эмигрантов. Цель антиэмигрантской кампании в прессе была очевидна: любая либерализация законов против эмиграции, против действий вербовщиков или денатурализации представителей коренного населения рассматривалась как серьезная угроза стремлению удержать это население в империи
[415].
Власти тоже, пока эмиграция затрагивала преимущественно евреев, немцев, поляков и другие меньшинства, не видели причины серьезно беспокоиться и даже предпринимали шаги, облегчавшие эмиграцию для представителей этих групп. Тем не менее в 1881 году, когда она стала массовым явлением, Департамент полиции распространил докладную записку, в которой утверждалось, что, несмотря на все улучшения в положении евреев, произошедшие за последние двадцать лет, они продолжают всевозможными способами «уклоняться от несения тягостей государственной жизни» и что все усилия по облегчению слияния евреев с остальным населением провалились. Записка заканчивалась выводом: причин препятствовать эмиграции этих людей нет, но правительству следовало бы сперва убедиться, что в результате их отъезда не пострадают государственные интересы
[416]. Помимо прочего, в том же году Министерство внутренних дел предложило разрешить евреям эмигрировать лишь целыми семьями – отчасти чтобы избежать ситуации, когда за границу уезжали молодые и способные зарабатывать мужчины, оставляя на родине пожилых и немощных, но также, возможно, и для того, чтобы гарантировать, что отправляющиеся за границу рабочие эмигрируют окончательно, а не с целью временной работы.
Министерство внутренних дел возглавило фактическую легализацию эмиграции для определенных групп населения. На первом этапе власти в некоторой степени смирились с требованием немцев разрешить им эмигрировать – возможно, в первую очередь из-за всеобщего убеждения, будто немецкие колонисты получают слишком много земли в ущерб славянскому населению
[417]. Важнейшим шагом к легализации эмиграции для представителей меньшинств стало принятое в мае 1892 года решение позволить Еврейскому колонизационному обществу (ЕКО) открыть в стране свои отделения, информировать еврейских эмигрантов и помогать им. То была в высшей степени успешная организация, имевшая к 1910 году более четырехсот контор; Общество распространяло новости об эмиграции, помогало в приобретении дорожных билетов, обеспечивало переселенцев дешевым жильем по пути к новому месту проживания и помогало евреям планировать их жизнь в новой стране. Те, кто уезжал с помощью ЕКО, не должны были платить большие паспортные пошлины; организация также заботилась об оформлении документов эмигрантов, что было сложным и трудоемким процессом. Государство даже обеспечивало скидку на железнодорожный билет до границы. Терпимость властей к деятельности ЕКО может свидетельствовать о косвенной поддержке ими еврейской эмиграции
[418]. К 1910 году официальный правительственный комитет пошел даже на то, чтобы предложить освободить евреев от дорогостоящего и трудоемкого оформления загранпаспортов и позволить им покидать страну всего лишь на основании подготовленных ЕКО документов
[419].
Политика, согласно которой уезжающие с помощью ЕКО эмигранты в обязательном порядке подлежали денатурализации и внесению в список тех лиц, кому навсегда запрещался въезд в Российскую империю, означает, что двери для еврейской эмиграции были распахнуты по соображениям демографической политики
[420]. В дополнение к внесению в списки губернаторы добавляли в выдаваемые эмигрантам выходные свидетельства примечание, что эти люди считаются навсегда покинувшими Россию
[421].
Такая же процедура применялась и к другим группам эмигрантов, включая несколько тысяч духоборов, права которых отстаивал Лев Толстой. Почти 8000 человек в 1899 году эмигрировали в Канаду, но их вынудили отказаться от подданства и навечно запретили им возвращаться в империю. Дополнение этой «легальной» эмиграции требованием денатурализации и вечным запретом на возвращение сделало ее похожей на вечное изгнание и ясно показало, что эти действия были направлены на решение демографических задач, стоявших перед Российской империей. То же самое продолжалось и в XX веке. Изданный в 1902 году декрет разрешил крымским татарам беспрепятственно эмигрировать в Османскую империю – при условии что им будет запрещено возвращаться в Россию. Это спровоцировало новую волну эмиграции из Крыма. В мае 1905 года царь отдал приказ, позволивший 3600 мусульманским горцам с Кубани эмигрировать при условии, что они уже не вернутся
[422].
