Глава I
Границы и миграция до 1860 года
На протяжении большей части российской истории при определении прав и обязанностей принадлежность к конкретной религии, социальному классу, гильдии и другим группам была гораздо важнее разницы в юридическом статусе между российскими подданными и иностранцами. Однако граница подданства была важнее, чем полагали исследователи, и до сих пор представляет собой в основном неизученную проблему. Институт подданства возник как существенный критерий статуса и способ контроля за передвижениями в столетия, предшествовавшие Великим реформам 1860-х годов.
С самого начала письменной истории на Руси международная торговля с далекими странами была ключом к политическому и экономическому успеху на землях, впоследствии ставших Российской империей. То, что Россия якобы была автаркией, отрезанной от мира монгольским завоеванием 1241 года, – своего рода миф. Торговля и международные отношения процветали в течение приблизительно века после завоевания, в особенности на территории южных степей Центральной Азии, Персии, Причерноморья и вплоть до Средиземноморья, в рамках объединения, названного некоторыми историками Pax Mongolica
[14]. Ганзейский союз поддерживал оживленную торговлю на севере. Изначально Россия не была автаркией. В действительности, как утверждает ведущий эксперт по иностранцам в Московии, в Киевский и следующий непосредственно за ним период фактически не существовало ограничений на въезд иностранцев, вне зависимости от их национальности или вероисповедания, в пределы страны
[15].
Однако новое княжество Московское не принимало участия в великой эпохе формирования империй и интернационализации, пришедшейся на XVI и XVII века и совершенно изменившей природу международного обмена и взаимодействия в странах бассейна Атлантического океана. Фактически, в то время как в Европе люди все чаще пересекали границы, торговали и передвигались с места на место, Россия укрепляла и наращивала контроль над крепостными, все сильнее привязывая людей к местам их проживания и к помещикам
[16]. Весь общественный и юридический строй фокусировался на одной цели – привязать крепостных к их хозяевам и деревням. Поездки за пределы деревенских окрестностей стали еще строже регламентироваться: для их осуществления требовались внутренний паспорт, а также разрешение помещика и местных властей
[17]. Все более строгий контроль властей над населением и его способностью перемещаться предполагал наличие жестких ограничений на заграничные поездки и продуманных мер предотвращения эмиграции. С другой стороны, начиная с XVII века московские власти довольно упорно стремились к поощрению иммиграции ради царской службы
[18]. Все вместе эти стратегии складывались в последовательную общую демографическую политику, которую можно описать просто как политику «Привлекай и удерживай», проводившуюся в отношении практически всех народов. Это – наиболее продолжительная и глубоко укорененная демографическая политика в российской истории, и она гораздо ближе к демографической политике, проводившейся большинством стран Европы в начале Нового времени, чем к автаркии Китая и Японии в XV–XIX веках или к сталинизму XX века.
Удержание российских подданных в границах государства
Граница подданства имеет мало практического или теоретического отношения к политике «Привлекай и удерживай». Государство запрещало эмиграцию и не признавало утрату российского подданства в результате натурализации за границей. Так что, в принципе, беглый крепостной, пойманный или возвращенный в Россию иностранными властями, был бы возвращен его хозяину. Точно так же дворяне и принадлежавшие к привилегированному классу чиновники, покинувшие страну без разрешения, могли по возвращении или в случае поимки быть подвергнуты наказанию. Однако решение по таким вопросам принималось, как правило, не в связи с понятием границы подданства. Внешние границы страны были в высшей степени проницаемы, и контроль над эмиграцией крестьян (или любыми передвижениями внутри страны) гораздо больше был связан с общиной и принципом коллективной ответственности. Все налоги, трудовые повинности и оброки в пользу помещика или государства налагались на общину в целом. Отбытие любого ее члена – в особенности молодых, трудоспособных мужчин, во все века и во всех странах составляющих основную массу эмигрантов, – значительно уменьшало способность общины должным образом выполнить наложенные на нее обязательства.
Государство поощряло укрепление общины как способа контроля за перемещениями населения. Петр Великий ввел первый российский «паспорт» не как документ, свидетельствующий, кто является, а кто не является подданным, но скорее как документ, ограничивающий перемещения крестьянина определенным радиусом вокруг места его проживания
[19]. То был не документ, подтверждающий национальную принадлежность или позволяющий путешествовать за рубежом, но скорее инструмент полицейского контроля, позволяющий принудить крестьян оставаться в их деревнях. Система паспортов была реформирована, однако эта их ключевая функция сохранилась и после освобождения крепостных в 1861 году
[20].
