Если при заключении латвийского соглашения договаривающиеся стороны руководствовались в первую очередь территориальным принципом, то договор с Польшей исходил из понятия этнической принадлежности. Право претендовать на польское гражданство было дано не только жителям и бывшим жителям Царства Польского, но и тем, кто мог доказать, что они потомки людей, сражавшихся за независимость Польши в восстаниях 1830-х и 1860-х годов, а также потомкам (вплоть до третьего поколения) бывших жителей Речи Посполитой (если их язык, занятия и прочее доказывали связь с польским народом)
[562]. Таким образом, лицам польского происхождения от Петрограда до Сибири было дано право в соответствии с мирным договором избрать польское гражданство, даже если их предки переехали в Российскую империю сотню лет назад. Все, чье прошение о присвоении польского гражданства удовлетворялось, подлежали денатурализации советскими властями
[563].
Нацеленный на то, чтобы помешать этническим русским стать гражданами Литвы, договор с этой страной лишил права на ее гражданство любого, кто состоял на гражданской или военной службе, но не происходил из Литвы, – даже если такой человек и проживал на ее территории
[564]. Как ни странно, но при всех националистических тенденциях, которые присутствовали в политике большинства вновь образованных государств, Литва стала единственной страной, включившей в договор такой пункт. Все остальные соглашения об оптации давали лицам, способным доказать, что они постоянно проживали на территории вновь образованного государства, право избирать свое гражданство. Однако многочисленные российские беженцы, попавшие в одно из соседних государств и не способные доказать, что проживали в нем ранее, в попытке натурализоваться обычно сталкивались с многочисленными препятствиями. Многие оказались в конце концов лицами без гражданства.
С другой стороны, подход советских властей к подобным соглашениям обычно открывал для представителей иных национальностей возможность выбрать советское гражданство – за одним важным исключением. Лишь лица, принадлежавшие к рабочему классу, имели право претендовать на гражданство РСФСР. Тем, кто принадлежал к другим общественным классам и постоянно проживал за пределами территории РСФСР, выбирать ее гражданство позволялось лишь в совершенно исключительных обстоятельствах, причем чиновники нескольких уровней должны были засвидетельствовать лояльность и благонадежность индивида. И даже если тому, кто не принадлежал к рабочему классу, было позволено натурализоваться и поселиться в РСФСР или другой республике, такие люди могли столкнуться с ограничением прав гражданства (об этом – ниже) и оказаться в статусе лишенцев, граждан второго сорта, имевших лишь обязанности. Другой инновацией было признание республиканского гражданства в процессе оптации. Так, Украинская, Белорусская и другие советские республики имели с каждым из государств, добившихся независимости, особые договоры об оптации, и оптанты могли выбрать для натурализации свою национальную республику, а не Советский Союз в целом
[565]. Это было особенно важно для тех украинских беженцев из принадлежавших Габсбургам земель, что находились на советской территории, и, напротив, для украинских беженцев в Польше. И те и другие могли выбрать гражданство Украинской ССР (а не РСФСР). Даже после образования Советского Союза оптант мог номинально выбрать гражданство Украинской ССР. Такой подход сделал советское гражданство более привлекательным для украинцев и представителей других национальностей. Наконец, все соглашения, за одним исключением, требовали от всех лиц, избравших гражданство иной страны, чтобы в течение определенного периода (обычно от шести месяцев до года) они покинули советскую территорию
[566]. Оптанта, оставшегося на месте по истечении этого срока, следовало рассматривать как гражданина той советской республики, где он остался
[567]. Эта модель установления срока отъезда и приписывания гражданства всем, кто уехать не смог, также применялась к более мелким группам иностранцев даже в отсутствие формального договора об оптации
[568].
Исключение касалось изменения границ на Кавказе. 16 марта 1921 года договор между Османской империей и РСФСР дал населению территорий, до 1918 года находившихся под контролем России, право выйти из турецкого гражданства и переехать в Советскую Республику. Равным образом жители района Батуми (который Османская империя уступила Грузинской Республике) могли свободно покинуть Османскую империю. Для населения этих приграничных районов период свободной оптации был продлен на семь лет, до тех пор пока в 1927 году не был установлен крайний срок – 11 марта 1928 года. Однако на деле Османская империя воспрепятствовала попыткам армян вернуться на турецкую территорию, а перед наступлением последнего срока решительно денатурализовала всех армян, проживающих вне страны, которые ранее находились в османском и турецком подданстве
[569].
Таким образом, договоры об оптации были в принципе (со всеми вышеупомянутыми оговорками) подлинной инновацией, введенной для того, чтобы дать населению возможность «ногами» проголосовать за собственное гражданство. Хотя Россия практиковала оптацию после аннексии Карсской области и округов Батум и Ардаган в 1878 году (как поступали после аннексий и другие державы), размах и масштабы советского эксперимента с оптацией были беспрецедентны. В значительной степени эти договоры были основаны на принципе национального государства: национальное и государственное сообщества должны совпадать. На бумаге договоры последовательно проводили такую политику. Однако на практике советские власти находили способы помешать осуществлению данных соглашений. Поскольку вся процедура в каждом отдельном случае требовала формального одобрения, у чиновников были развязаны руки и они могли отказать в праве выхода из советского гражданства на самых неубедительных основаниях. Любое прошение об оптации, поданное находящимся в армии солдатом, должно было включать свидетельство об освобождении от действительной службы. Получить его было нелегко
[570]. Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ) втайне рассматривало каждое прошение и отклоняло многие из них безо всякого объяснения своих решений (и даже без признания, что именно оно наложило запрет)
[571]. Другие представители властей создавали мелкие бюрократические препоны, которые могли иметь для обнищавших беженцев большое значение. Например, в 1921 году все покидающие страну оптанты должны были предоставить по две фотографии каждого члена семьи, что было нелегким делом в стране, переживавшей экономическую разруху, где фотографов было мало и их услуги предлагались редко
[572].
