Однако границы между капиталистическим и социалистическим мирами строго охранялись. Эмиграция без разрешения воспринималась как вариант измены и наказывалась крайне сурово. Те, кто уезжал, будь то легально или нелегально, часто публично порицались. Семью, коллег и знакомых уехавшего человека ставили перед необходимостью его осуждать
[719]. Туристов, приезжавших в страну, держала под наблюдением система «Интуриста», минимизируя их неконтролируемые контакты с советскими гражданами; сложная система контроля существовала и для советских людей, путешествовавших за рубежом
[720]. Советским гражданам мешали эмигрировать даже после заключения брака с иностранцем
[721]. Такие выдающиеся личности, как Михаил Барышников, Мстислав Ростропович и Александр Солженицын, были лишены гражданства in absentia или при выезде из страны, и им запретили возвращаться
[722].
Более того, хотя в сравнении с крайней изоляцией периода с 1930-х до начала 1950-х годов такие перемены выглядят как весьма значительные, они оказываются совсем небольшими при сопоставлении со взрывом международных миграций и взаимодействий той великой волны глобализации, что охватила Запад после войны. Сталинская автаркия была создана в 1930-х годах, когда иммиграция ограничивалась по всему миру, когда вводились пошлины, торговые ограничения и другие меры сдерживания курса на глобализацию, которому мир следовал в предшествующие пятьдесят лет. На этом фоне контраст между Советским Союзом и остальным миром в послевоенные десятилетия становится ярче. Например, в 1970 году Советский Союз зарегистрировал 2,1 миллиона иностранных туристов – лишь 1 % от глобального туризма и менее 2 % от всех, кто посетил Европу. В том же году в два раза больше людей посетило Югославию, и в четыре – Австрию
[723].
Самым важным исключением в ситуации закрытых границ опять стала эмиграционная политика в отношении евреев. Так же как царский режим отчасти легализовал еврейскую эмиграцию в 1892 году, позволив Еврейскому колонизационному обществу открыть в стране информационные бюро и сообщать евреям о возможности эмиграции, так и Советский Союз с 1968 года и на протяжении 1970-х сделал эмиграцию возможной для ограниченного числа евреев – хотя сама процедура была очень сложной, дорогостоящей и рискованной. В то десятилетие примерно четверть миллиона советских евреев получили разрешение уехать (около 10 % из насчитывавшихся в стране в 1970 году 2,2 миллиона)
[724]. Причины, по которым власти разрешили эту эмиграцию, все еще остаются предметом научных дискуссий
[725]. Она в значительно меньшей мере была частью демографической политики (как это происходило в конце имперского периода) и имела более тесную связь с внешними факторами: разрядкой, подъемом советской внешней торговли (в особенности импорта зерна), подписанием Хельсинкских соглашений и других международных договоров, обязывавших Советский Союз уважать право на эмиграцию. Радиостанция «Голос Израиля» сообщала советским евреям об израильских успехах, включая историю ошеломительной победы в войне 1967 года.
Еврейская эмиграция из Советского Союза 1970-х годов была важным отступлением от его общей политики сохранения запрета на эмиграцию. Но до эпохи Горбачева она оставалась скорее исключением, чем новым правилом. Даже позволив четверти миллиона граждан эмигрировать, власти прикладывали все усилия для сохранения границы гражданства. Они чинили серьезные финансовые, административные, политические и социальные препятствия на пути эмиграции, и, как только выдавалась выездная виза, становилось более чем ясно, что то был билет в один конец – без права возвращения. Это было важно, поскольку из всех подгрупп советского населения евреи имели самый высокий уровень образования; кроме того, так же как и армяне, они представляли нацию с рассеянной по всему миру диаспорой, у которой было больше всего возможностей стать новым средством связи с внешним миром. Но до конца 1980-х власти эффективно предотвращали подобные взаимодействия. Вплоть до распада Советского Союза в 1991 году граница его гражданства оставалась более строгой, чем почти где бы то ни было в мире.
Крах 1991 года стал водоразделом в долгой истории контроля над границей гражданства. Накануне распада СССР Российская Федерация приняла в высшей степени либеральные законы о гражданстве, основанные на инклюзивном принципе почвы. Он автоматически давал гражданство всем лицам, постоянно проживавшим в Российской Федерации, а в 1992 году позволил любому бывшему советскому гражданину, у которого не было определенного постоянного места жительства, ходатайствовать о получении гражданства по «упрощенной процедуре». Вместе с этой либерализацией границы гражданства Российская Федерация начала процесс отмены системы прописки, определявшей право каждого гражданина на проживание в одном конкретном регионе, и гарантировала всем гражданам право свободно передвигаться в пределах всей страны. Наконец, эти права были утверждены 27-й статьей принятой в 1993 году Конституции Российской Федерации
[726]. Либерализация законодательства достигла кульминации в 1996 году – с принятием эпохального закона, который впервые в российской истории сделал право въезжать и покидать страну основополагающим правом российского гражданина, получившим юридическое определение
[727]. Более пяти миллионов российских граждан в 1990–2010-х годах эмигрировали в страны, находящиеся за пределами бывшей советской территории
[728]. Как и в эпоху империи, на национальные меньшинства пришлась непропорционально большая доля эмигрантов, причем на немцев и евреев – более половины эмигрантов, покинувших страну в 1989–2002 годах. И тем не менее этнические русские составили 36 % эмигрантов, сделав последние два десятилетия первым периодом значительной русской эмиграции со времени двух мировых войн
[729].
