– Давай, буди этого мордоворота, пусть поможет тебе отнести меня, – она имела в виду Шайбу, который, пользуясь моментом, заснул рядом с Кощеем.
– Как скажешь, красавица, – Миша, как всегда, ответил невозмутимо, после чего подошёл к Шайбе и начал его трясти. – Эй, Шайба, вставай, уважаемый, поможешь нашу красавицу отнести. Просыпайся, просыпайся, дорогой…
Шайба, не спавший нормально уже несколько суток, с трудом разлепил глаза и непонимающе уставился на Мишу:
– Какого хрена? Чё ты меня разбудил, пожар что ли?
– Девушку отнести надо, – дипломатично сказал Миша.
– А она чё, сдохла, наконец? – Шайба со сна не совсем понимал, куда и зачем надо нести девушку.
– Чтоб ты сам сдох, бревно бесчувственное, – в сердцах бросила Оля. – Ладно, Миша, я сама дойду, ты мне только помоги, а то от этих козлов лишь фингал под глаз легко получить, а на всё остальное они обычно не способны!
– Сама ты коза. Твое счастье, что спать очень хочу, а то б я из тебя сейчас коврик для ног сделал… – и Шайба, нисколько не мучаясь совестью, опять заснул.
Миша помог Рыбке подняться, и они потихоньку пошли в сторону туалета. Самое сложное было спуститься со ступенек модуля, дальше оказалось проще. Будка переносного эко-туалета стояла сравнительно недалеко, просто была загорожена всякими строительными материалами. Пока они шли, им пару раз повстречались строители, Мишины соплеменники, которые, ничего не говоря, с тоской смотрели вслед красивой девушке. Когда Миша подвёл её к будке, то сказал:
– Ну, ты давай, делай свои дела, а я вон там подожду, – и указал рукой на штабель гипсокартона, накрытого полиэтиленом и расположенного в двадцати метрах. – Закончишь – крикнешь.
«Ишь ты, какой деликатный. Небось, так не деликатничал, когда меня перевязывал», – Рыбка подумала это без всякой злости, даже с благодарностью, просто цинизм и ёрничанье по отношению к мужчинам стали у неё неотъемлемыми свойствами характера.
Оля с удовольствием посетила пластмассовую будку. «Надо же, чисто и удобно. И даже бумага есть. А в прежние времена хорошо, если бы деревянный нужник слепили на стройке-то…». Тут её рука, потянувшаяся за бумагой, стоявшей в рулоне на полке, наткнулась на какой-то предмет, на ощупь небольшой пластмассовый параллелепипед.
«Надо же, телефон! Какой-то олух забыл. Упс, работает! Супер!» – Рыбка посмотрела в щёлочку наружу и прислушалась – вроде бы рядом никто не стоял. Быстро, трясущейся рукой она набрала номер.
– Алло, – громко зашептала она в трубку, – алло!
– Кто это? – раздался из трубки голос Пумы.
– Пума, это я, Рыбка!
– Ты жива? А это точно ты? А почему шепчешь?
– Слушай, Пума, меня захватили, но я тут телефон украла, громко говорить не могу. Слушай, я не виновата в том, что случилось, это какое-то совпадение, они знали, что мы там…
– Они – это кто?
– Да я не знаю точно. Двое каких-то бандюг, два изобретателя, один таджик, одна сучка из ведомства Колышева и какой-то окончательный псих, жрецом себя называет. Там и ещё какой-то мужик был, кажется, майор Бобров, они его так называли, но его убили, во время контакта у монастыря. А монахи там действительно были, они там все колдуны какие-то…
– Ты что, пьяна? Ты что несёшь? – чувствовалось, что Пума находится в ярости.
– Я не пьяна, я ранена и в плену. Меня пытали… – Рыбка решила соврать, чтобы хоть как-то выгородить себя. Кроме того, она знала, что Пума просто зверски расправляется с теми, кто поднимает руку на её девочек.
– Ладно, не плачь. Ты сейчас где? – голос Пумы заметно потеплел.
– Я не знаю, на стройке какой-то, дороги я не видела. Меня в туалет выпустили. Вы этот телефон запеленгуйте, он включен будет. Их тут сейчас только трое, один ранен. Мы все в вагончике, рядом здание строится.
– Ладно, больше не светись. Телефон оставь там, где сейчас, а то ещё позвонит на него кто-нибудь. Мы приедем, жди, – и Пума отключилась.
Рыбка вздохнула с облегчением. Кажется, ей поверили.
– Эй, Миша, эй! – крикнула она в открытую дверь, – Я готова! Пошли назад, солнышко.
…6496 год от сотворения мира…
Свет множества костров освещал вершину холма, унося вверх, в бездонное тёмное небо снопы искр и отблески пламени. Кумир, стоявший над поляной, безучастно наблюдал за ночным действием, в котором участвовало огромное количество людей в белых обрядовых одеяниях. Люди эти сидели с закрытыми глазами и отрешёнными лицами, образовывая много кругов, – один шире другого. Огонь костров ярко высвечивал ближний, самый небольшой по размерам круг.
– Я не понимаю, – напряжённо и зло спрашивал один из участников ночного действия, довольно молодой мужчина с небольшой ухоженной бородой и длинными распущенными волосами, в накинутой поверх обрядового одеяния волчьей шкуре, – почему мы должны уступить? У нас достаточно сил, мы легко одолеем эту заразу, дайте только знак!
Остальные одиннадцать, сидевших в этом круге, хмуро молчали. Яркие, вздымавшиеся к небу столбы пламени закрыли собой Луну, светившую этой ночью полным кругом в небе. Их свет создавал на напряжённых лицах людей таинственные тени, придававшие им торжественную одухотворённость. Наконец, после довольно длительного обдумывания, во время которого вопрошавший нервно теребил рукоять меча, расхаживая взад-вперёд по поляне, один из сидевших, очень крупный зрелый мужчина, ответил тяжёлым басом, веско роняя слова:
– Ты, Велемир, не понимаешь потому, – тут он повёл широченными плечами, – что не хочешь принять то, что ответили нам Боги. Это потому, что молод ты ещё, хотя и витязь славный. Нельзя сейчас нам сражаться, понимаешь, нельзя. Пусть мы сейчас легко князя одолеем, а что потом? Следом за греческими попами придут рыцари латинские, как псы, голодные, и будет их великое множество. А мы? Князь Владимир намеренно, а может, и по чьему совету лукавому, уничтожил наших соседей, подрубил древо Рода Всевышнего. Нам будет не выстоять, а если выстоим, то столько людей потеряем, что…
– Не мужа слова ты говоришь, Волеслав. Когда это мы боялись с врагом биться? Мы римлян били, и кесарей византийских били, и варваров латинских без труда одолеем, – упрямо кинул в ответ Велемир.
– Никто не может обвинить меня в трусости безнаказанно, жрец, и, если бы не Совет, ответил бы ты за свои слова поединком, – рыкнул Волеслав. – Ты бы лучше молчал сейчас, разве не твои отряды помогали Владимиру братьев наших крушить?
– Тихо, братья, тихо, не вовремя вы свару затеяли, – вмешался седобородый старик. – Каждый из вас не о том глаголет. Ты прав, Велемир, сил у нас действительно хватит, чтобы и князя придушить, и норманнов разогнать. Но и ты, Волеслав, прав, проглядели мы, как при помощи князя враги силы из нас вытягивали, друг с другом нас стравливая. Но сейчас не о том речь. Все мы слышали то, что Златогору Священный Стан открыл. Сейчас победим – потом проиграем, да так, что и не оправимся вовсе. В 7520 году, во время Великого Перехода, понадобятся силы наши, душа каждого жреца-воина на счету будет. Потому-то каждый из нас должен для себя прямо сейчас решить – готов ли он шагнуть в костёр, чтобы воплотиться в новом теле через тысячу лет, возродить Веру нашу Православную. Либо сейчас уничтожим мы неверного князя и его наёмников, но очень скоро и сами погибнем, и Русь погубим, когда явятся на землю нашу дикие варвары с запада, ведомые попами латинскими. Нам решать, что лучше.
