Карл – тощий, чернявый, до макушки заросший курчавой волосней, – подцепил кончиком ножа кусок коры, обнажил сизую древесную плоть, кишащую личинками.
– Кушать подано!
Жанка посмотрела на белые шевелящиеся закорючки с отвращением.
– Это же… червяки… – выдавила она.
– Личинки, – уточнил Карл. – Чистый протеин… А вкусно-то как…
Он выскреб пальцем слизистый комок, отправил его в рот. Проглотил. Причмокнул от удовольствия. Облизал палец. Выскреб следующую порцию. Протянул девушке. Жанка демонстративно отвернулась, уставилась в далекий просвет между стволами – в кубовой синеве неба кругами реяли змеекрылы, – произнесла назидательным тоном:
– Старшая Фемен учит, что черви, личинки и насекомые – нечистая пища. Вкушающий ее никогда не попадет на Ныряющий Корабль.
– Ну и дуры, – пробормотал Карл. – На одних орхидеях долго ли протянете? Да к тому же они скоро осыплются. Что тогда жрать станете?
– Зорро наловит рыбы, – отозвалась девушка, взбираясь на ветку повыше.
Карл фыркнул. Прилипшие к его толстым губам кусочки личинок веером брызнули во все стороны.
– Этого недомерка скоро самого рыбы схарчат, – пробурчал он. – Недаром кхару возле нашего островка крутятся.
– Кхару не рыбы, – мстительно сказала Жанка, – а пресмыкающиеся… Рептилии.
– Один черт, – буркнул Карл.
Он был недоволен: личинки закончились, а в брюхе все еще урчало от голода. Карл искоса посмотрел на девушку. Жанка сидела над самой его головой, на толстой ветке, болтая голыми стройными ногами. Карл ясно представил, как повалит сейчас ее на подстилку из опавших листьев, запечатает рот жесткой ладонью, сорвет плетеную юбчонку…
Он воткнул нож в кору, обтер пальцы о лохмотья, которые когда-то были джинсовыми шортами, по-обезьяньи подпрыгнул и очутился рядом с Жанкой, придвинулся, облапил ее пониже спины.
– Клешни убери! – немедля велела Жанка.
– Ну Жаночка, ну солнышко, – торопливо заканючил Карл. – Ну как же так… Я ведь мужчина в натуре, а ты баба… женщина, то есть… это же так естественно, падлой буду…
– Старшей скажу, – пообещала девушка.
Карл нехотя отодвинулся.
Первое время Карл Фишер, вор-домушник из Гамбурга, никак не мог привыкнуть к тому, что на клочке плавучей растительности, по воле ветров и течений дрейфующем в безбрежном океане, всем заправляют бабы. Когда кхару доставили его к островку, Карл решил, что попал в рай. Зелень, вода, солнце и толпа полуголых дев разного возраста. Мужиков на островке, кроме Карла, оказалось всего четверо, если, конечно, принимать странного типа, по кличке Отшельник, за мужика. Карлик-нген Зоро, к имени которого добавили еще одну букву «р», да здоровенные братья-близнецы Воха и Миха. Эти русские были преданы Старшей Фемен, как псы. Карл убедился в этом на собственной шкуре, когда однажды попытался пристать к юной Ли, прислуживающей Старшей. Злобная бабища натравила своих преданных псов на беднягу. Близнецы чувствительно поколотили Карла и пообещали в следующий раз утопить. Пришлось ему поумерить свои аппетиты, рассчитывая на редкую благосклонность фемен постарше и поуродливее. Правда, Жанка к таковым не относилась, но бывший воришка на нее, как говорится, запал, и ничего с собою поделать не мог. Со свойственной всем влюбленным слепотой он полагал, что и Жанка к нему неравнодушна, но боится, что об этом прознает Старшая. И то, что девушка не слишком рассердилась на его вольности и не удрала, Карл счел хорошим знаком.
– Ты посиди здесь, ладно?.. – горячо зашептал он, сглатывая слюну. – Я тебе кое-что интересное принесу…
Жанка неопределенно дернула плечиком.
Карл подпрыгнул, ухватился за лиану, быстро перебирая худыми, но жилистыми руками, полез в верхний ярус плавучего леса.
Когда до верхушек оставалось метров двести, Карла окликнули. Он оглянулся. Это был Зорро. В развилке широких горизонтальных ветвей нген оборудовал себе кухню. Пойманную накануне рыбу карлик разделывал прямо на ветке. Нож, выточенный из ребра кхару, с легкостью отсекал клейкохвосткам головы и вычищал внутренности. Судя по горке рыбьих голов, аккуратно сложенных неподалеку, улов у нгена был хорош. Карл потянул носом. Вкусно пахло рыбьей кровью. Обезглавленные и выпотрошенные тушки Зорро натирал морской солью, которая годами накапливалась в корнях плавунов, откуда нген научился виртуозно ее добывать. Посоленную рыбу Зорро нанизывал на тонкие лианы и развешивал между ветками.
Карл спустился пониже; поглядывая на розоватые на просвет рыбьи тушки, осведомился:
– Чего тебе?
Нген с трудом говорил по-немецки, но понять его было можно.
– Карлы нет злости… – просипел он. – Карлы помогать Зоро?
– В чем помогать-то? – спросил Карл. – Если рыбку шамать – сколько влезет. А если работать… Извини, братан, вор работать не должен.
Нген замотал круглой головой, слова полетели из узкого рта пополам с желтой слюной:
– Нет, нет, нет работать… Миха-Воха работать… Фем-ен работать… Карлы не работать… Карлы стеречь Зоро… Зоро нырять, Карлы стеречь…
– На шухере, значит, стоять, – по-своему истолковал Карл. – Это можно, это не западло… Когда стрелка?
– Стрелка? – переспросил нген. – Кто стрелка?..
– Ну когда нырять начнешь?
– Ночью-ночью… Зоро нырять, Карлы стеречь, свет держать…
– Свечку, значит, держать, – подытожил Карл. – Старшую приходовать будешь?
Зорро вытаращил глаза.
– Ну-ну… – проговорил Карл. – Не тужься так, гляделки вывалятся… Да пошутил я… Все, договорились.
Он сорвал с лианы подвяленную рыбешку, зажал ее в зубах и быстро полез вверх, покуда карлик не очухался. Соленая рыба предназначалась для стола Старшей и ее приближенных. Рядовые фемен могли довольствоваться сырой. Карл Фишер, которого только терпели на островке, должен был обходиться подножным кормом. Нген отвечал за сохранность деликатеса перед телохранителями Старшей, а те не гнушались никакими средствами. К тому же у карлика не хватало ума скрывать от своей хозяйки недостачу. Он отчитывался за каждую выловленную рыбешку, хотя никто, кроме него, не знал, каков был улов на самом деле.
Глядя на то, как Зорро грозит снизу кулачком, Карл подумал: «Ладно, завтра подержу гнилушку, недомерок и оттает…»
Он взобрался на высоту, недосягаемую даже для рукастого Зорро, который сверху выглядел маленьким обиженным ребенком. Зацепившись пальцами ног за лиану, Карл начал обгладывать рыбешку, любуясь открывшимся видом.
Корни плавунов походили на луковицы, наполненные воздухом. Они и удерживали на поверхности океана древесные стволы, которые тянулись к солнцу, чтобы срастись в единую крону, широкими веерообразными листьями напоминавшую паруса. Поднимаясь над водой, плавуны росли вкривь и вкось. От главных стволов отходили многочисленные ветви и сучья, превращая плавучий лес в настоящий лабиринт. Иногда под собственной тяжестью сучья отламывались от полых стволов, и в темной, влажной глуби возникали дупла. Обитатели островка научились приспосабливать их под жилища. Самое просторное и самое комфортное дупло принадлежало Старшей Фемен. Ее товарки вычистили сочную мякоть, клочками мха высушили внутренние стенки дупла. Телохранители Воха и Миха наломали веток и устроили помост, который был заботливо устлан сухими листьями и мохом. Старшая, как подлинная королева крохотного мирка, благосклонно приняла от своих подданных этот дворец, откуда с тех пор почти не вылезала, отдавая распоряжения через проворную китаянку. Со своего насеста Карл хорошо видел, как снуют фемен у королевского дупла, словно пчелы вокруг улья. Только вместо цветочного нектара они таскали нехитрые дары островной природы – орхидеи, соленую рыбку, сухую листву. Близнецы-телохранители стояли на страже. Карл не удержался – метнул в Миху рыбьим скелетом, но тот не долетел до макушки верного пса. Орхидея на нижней ветке стрельнула клейким язычком, и через мгновение нежно-оранжевые лепестки в черную крапинку обволокли останки клейкохвостки. Моллюск, так похожий на экзотический цветок, долго будет теперь переваривать нежданную добычу.
