И он со стоном оттолкнулся от глыбы. Пошел, неестественно распрямив спину и чеканя шаг, как солдат в почетном карауле. Вперед – по нетронутому снегу, засыпавшему идиотское шоссе.
– Шоссе идиотов, – озвучил он очередную мысль. – Влекущее в никуда. Движимое вечным голодом… Да-да, голодом. – Бывший модельер помассировал брюхо. – И холодно, как в морге, прости меня, Шу-Аррель.
Он прошел под скалой, аркой нависающей над дорогой. Постоял над обрывом, посмотрел, как пляшут снежинки на ветру, не спеша застелить дно пропасти. Потом опасливо отошел от края, снова огляделся, ощущая беспомощность. Ступенчатые склоны гор походили на лестницы, ведущие в небеса. Где-то над облаками живут боги и демоны всех Сфер. Наверное, живут… Попросить бы у них какую-нибудь нору, чтобы укрыться от ветра, и чуть-чуть дровишек. И спички! Не дадут ведь ни первого, ни второго, ни третьего. Можно даже не надеяться.
– Выворачивается-выворачивается-выворачивается… – прошептал Гаррель, опуская взгляд. Дорога дальше круто шла под уклон. Едва бывший модельер сделал шаг, как подошвы заскользили по ледку, покрывшему под снегом асфальт. Гаррель упал на спину и с ужасом понял, что кубарем несется вниз и не может остановиться. Оба его сердца замерли, когда он вылетел на обочину. А с обочины – дальше, в пустоту.
Свободное падение длилось миг, не больше.
Удар.
Из груди вырвался то ли стон, то ли вскрик.
Снег, повсюду снег. Снег лезет за шиворот, забивает ноздри и уши…
Гаррель, рыча и отплевываясь, выбрался из сугроба. Тут же повалился навзничь, уставился в рассыпающееся снежинками небо и попытался успокоить сердцебиение.
Собственно, ничего не произошло. Сорвался с небольшой высоты. Кости вроде не сломал. Ничего непоправимого… Непоправимое произошло на рассвете, когда он, опьяненный запахом феромонов Харреля-Но, вышел за ворота обители.
Он встал на трясущиеся ноги, подошел к склону, вцепился непослушными пальцами в выступы. Стал взбираться, ведь до шоссе – рукой подать. Всего-то нужно подняться на высоту в два своих роста…
Сорвался. Проехался брюхом по камням, ободрал лицо. Упал возле края пропасти, услышал, как шуршит снег, осыпаясь с кромки.
Закричал отчаянно и зло. А точнее – хотел, чтобы это прозвучало отчаянно и зло. На самом деле вышло жалко и обреченно.
Он мог карабкаться, мог лежать и смотреть в небо, мог слоняться туда-сюда по занесенной снегом террасе. Мог найти укрытие и попытаться переждать непогоду, мог повернуть назад, мог продолжить путь… Он был волен делать что угодно, вот только это бы ни на йоту не улучшило его положение.
Он был обречен.
Гаррель понимал, что ему конец, и плевать на то, что сердца гонят кровь по венам, а холодный, словно пломбир, мозг все еще тщится оценить ситуацию и найти из нее выход. Он умрет в одиночестве на горной дороге, по которой наивно надеялся к ночи добраться до долины. Всего нескольких часов ему хватило, чтобы загнать себя в ловушку. Обитель-то по-прежнему не так уж далеко, но назад, похоже, не вернуться. Это было столь нелепо, столь глупо, что хотелось смеяться.
Ни вперед, ни назад. Как будто в капкане.
– Ты жив, ты мертв, – прошептал он. – Обо мне вы поете песни, чтобы вам всем передохнуть…
Он отполз от края пропасти. Снова встал, пошел вдоль террасы: спотыкаясь об укрытые снегом камни, придерживаясь одной рукой за скалу.
Ему казалось, что тучи сформировали в небе исполинскую воронку. Точнее, не воронку, а круглую пасть. Струи света сочились с ее краев, словно нити желтоватой слюны. А в глубине притаилась чернота вечной ночи.
– Тьма и свет всех Сфер смешались… – бормотал Гаррель. – Лети вверх, лети вбок…
Он подумал о том, что в обители в него заложили бомбу с часовым механизмом. Едва он вышел за ворота, как смертоносный механизм включился. Теперь пробил час, и все пошло вразнос.
Видения. Немощь. Предчувствие неминуемой гибели. Капкан защелкнулся. Стальные зубцы впились в душу.
Он отвернулся от своего предназначения.
Предал замысел Шу-Арреля, избравшего его с особой целью.
Зло пробудилось. Чудовищная ненасытная пасть пожирает Сферу за Сферой, и на очереди – Арсиана, мир под двумя солнцами. А он дезертировал с линии фронта. Он – жалкое вонючее животное, а не арс. Эгоистичная, похотливая, трусливая, ленивая скотина.
Но кары не избежать. Шу-Аррель знает, кому улыбаться, а кому скалить зубы.
Он дошел до конца террасы. Пополз по груде щебня вверх, туда, где виднелись покореженные столбики дорожного ограждения.
– Ты мертв, ты жив… кары не избежать… – бормотал рефреном Гаррель. – Ты мертв, ты жив… кары не избежать…
Он замерз так, что не чувствовал боли от ушибов.
Он замерз так, что не чувствовал ни рук, ни ног.
И все же Гаррель полз, цепляясь негнущимися пальцами за покрытые наледью камни, отыскивая мысками потяжелевших ботинок опору.
Он потянулся и обхватил столб дорожного ограждения, словно утопающий, который нашел что-то, что помогло бы удержаться ему на поверхности. Но горы не были океаном, а шоссе – берегом.
Горы были ледяной ловушкой, созданной богами.
Какое-то время Гаррель лежал, держась за столб. Затем собрал остаток сил и выбрался на дорогу.
Сквозь муть беспамятства, что вознамерилась поглотить мир, он смог различить необыкновенно яркие пятна, сверкающие на снегу расплавленным золотом. Над пятнами колыхался пар. Гаррель услышал хруст: кто-то шел, тяжело ступая, по насту. И этот звук заставил обморок отступить.
Во мгле возник силуэт. Увы, это были не Треклятые, спешащие на помощь отступнику. Гаррель в первый миг подумал, что он видит брата по несчастью – такого же обессиленного арса, неспособного встать на ноги. Арс полз на четвереньках, он целенаправленно приближался к Гаррелю, словно надеялся, будто бывшему модельеру посчастливилось больше.
Темная фигура переместилась ближе. Остановилась, поблескивая глазами. Затем привалилась боком к склону, возвышавшемуся с одной стороны шоссе. Заурчала, шумно засопела, потерлась об камень. Подняла ногу и обдала стену дымящейся струей. Наклонилась к луже, снова засопела. Ветер обдал Гарреля волной звериного запаха.
Гаррель замер.
Бурый… Оживший ночной кошмар. Охотник на арсов. Многие считали, что бурых давно не осталось на Арсиане. Что они были истреблены, когда у арсов появилось огнестрельное оружие.
Гаррель огляделся. Он стоял на обочине возле столба, как жертвенный ясноглазик перед алтарным камнем. С собой – ни ножа, ни палки. Не снежками же отбиваться от хищника!
Бурый, казалось, все понимал. Он не торопился. Он обошел и обнюхал свои метки, присел, зарылся пастью в шерсть на боку, застучал зубами, выкусывая паразитов. И только потом направился к Гаррелю.
