– Германия для немцев.
– Не стану спорить, – сказал Ричер. – Однако я уже здесь, проходил мимо, хочу выпить кофе. А еще дать вам возможность отступить, сохранить лицо и задницы в целости и сохранности.
– Нас четверо.
– Интересно, сколько времени тебе понадобилось, чтобы сделать такие сложные вычисления? Правда, мне жутко любопытно.
Кто-то выглянул в окно бара, оценил происходящее и тут же исчез.
– Мы можем идти дальше, – вмешалась Нигли. – Это не тот бар. Наш парень не смог бы сюда войти.
– А как же кофе? – спросил Ричер.
– Скорее всего, он тут отвратительный.
– Ничего не отвратительный, – возмутился мальчишка. – Он здесь хороший.
– Ты только что помог мне принять решение, так что отойди-ка в сторону, – сказал Ричер.
Мальчишка даже не сдвинулся с места.
– Здесь мы говорим, что будет дальше, а не ты. Американской оккупации конец. Германия для немцев.
– Такое впечатление, что ты предлагаешь мне разрешить наш спор кулаками.
Мальчишка сделал шаг вперед.
– Мы не боимся, – заявил он, подражая плохому парню из черно-белого кино.
– Ты думаешь, завтра принадлежит тебе?
– Уверен.
– Тебе известно, что делать постоянно одно и то же и рассчитывать на иной исход – настоящее безумие? Слышал про такое? Теперь это любимая фраза докторов. Мне кажется, первым ее произнес Эйнштейн. А ведь он был немцем, верно? Подумай.
– Уходите.
– Считаю до трех, малыш. Отойди в сторону.
Парнишка промолчал.
– Один.
Никакой реакции.
Ричер ударил его на счет «два». Строго говоря, он его обманул, но, с другой стороны, какого черта? Переговоры закончились, так что добро пожаловать в реальный мир, малыш. Джек врезал ему прямой правой в солнечное сплетение – проявление гуманности. Все равно как оглушить корову. Второму парню повезло меньше – против него сыграла инерция, и он наткнулся на локоть Ричера, который угодил ему между глазами.
Падая, мальчишка налетел на четвертого громилу, и Джеку хватило времени, чтобы добраться до третьего. Тем же локтем, возвращавшимся в нормальное положение по широкой дуге, он нанес ему сильный удар и на мгновение задумался, как поступить с четвертым. Впрочем, думал он недолго и врезал ему по яйцам – минимум усилий при максимальном результате.
Затем, перешагнув через переплетение ног и рук, вошел в бар. За стойкой совершенно пустого бара стоял старик лет семидесяти. Как Рэтклифф. Но в гораздо худшей физической форме – морщинистый, сморщенный, седой и сгорбленный.
– Вы говорите по-английски? – спросил Ричер.
– Да, – ответил старик.
– Я видел, как вы выглянули в окно.
– Правда?
– Вы же знали про тех мальчишек.
– Что знал?
– Ну, что они хотят, чтобы сюда приходили только немцы. Вы согласны с ними?
– Я имею право выбирать, кого обслуживать.
– Хотите меня обслужить?
– Нет, но я это сделаю, если мне придется.
– У вас приличный кофе?
– Очень.
– Я не стану пить ваш кофе. Зато хочу получить ответ на вопрос, который меня всегда занимал.
– Какой вопрос?
– Каково это – проиграть войну?
* * *
Они пошли дальше – и сдались через пять улиц. Слишком много получилось вариантов. Границы поиска можно сузить, если знаешь о вкусах и предпочтениях тех, кого ты ищешь, но все равно остается огромное количество самых разных сценариев. Понять, где могли встретиться те двое, не было никакой возможности.
– Нам придется зайти с другой стороны, – сказал Ричер. – Залечь на дно, дождаться, когда вернется курьер, проследить за ним и посмотреть, с кем он встретится. Но, учитывая все обстоятельства, задача не из простых. Чтобы идти за ним по этим улицам, потребуется настоящее мастерство. И много людей. Нам вообще понадобится команда специалистов по наружному наблюдению.
– Мы все равно не можем это сделать, – сказала Нигли, – чтобы не выдать иранца.
– Мы будем держаться в сторонке и ждать. Столько, сколько потребуется. Сейчас нам нужно только взглянуть на парня, с которым встретится курьер. Если мы будем знать, кто он такой, мы сможем заняться им позже и под другим углом. Например, начнем какое-нибудь совсем постороннее расследование, которое подведет нас к нему. Или переконструируем то, что ведем сейчас. В любом случае курьер останется в стороне. И положение иранца не изменится.
– Неужели у кого-то есть специализированные команды наружного наблюдения?
– Уверен, что в ЦРУ они есть.
– В каждом консульстве? До сих пор? Сомневаюсь. Думаю, нам следует рассчитывать только на себя. И вы правы, будет очень непросто. Особенно учитывая, что в том доме наверняка есть черный ход и нам с самого начала придется разделиться.
– Может быть, у Уотермена есть люди, – сказал Ричер.
– Эта операция должна быть более масштабной.
– Мы можем получить все, что пожелаем. Так сказал Рэтклифф.
– Только я не уверена, что именно он имел в виду. Он скажет, что, даже если будем наблюдать за той квартирой, мы подвергнем иранца риску. И окажется прав. Возможно, потребуется две полные недели, и малейший промах – или если они заметят одного и того же человека дважды – провалит явочную квартиру, и они сообразят, почему это произошло. У нас связаны руки.
Ричер ничего не ответил.
* * *
Они пошли назад в свой отель, и на улице в двух кварталах от него увидели четыре полицейские машины, припаркованные друг за другом у тротуара. Восемь копов в форме ходили от дома к дому, нажимали на звонки, разговаривали с людьми в вестибюлях, потом двигались по следующему адресу. Опрос свидетелей. Значит, произошло что-то очень нехорошее.
Они собрались пройти мимо, но их остановил полицейский и спросил по-немецки:
– Вы живете на этой улице?
– Вы говорите по-английски? – спросил Ричер.
– Вы живете на этой улице? – спросил коп по-английски.
– Мы остановились вон в том отеле, – ответил Ричер, махнув рукой вперед.
– Как давно вы здесь?
– Мы заселились утром.
– Ночной рейс?
– Да.
– Из Америки?
– Как вы догадались?
– По вашей одежде и поведению. Какова цель вашего визита?
– Туризм.
– Ваши документы, пожалуйста, – попросил коп.
