Приказание Сталина выполнили, творца привлекли в наше искусство, сделали кремлевским писателем, хотя практически за все последующие – вплоть до своей смерти – годы он ничего не написал. Если, конечно, не считать «Мастера и Маргариту».
…Б. показывает несовместимость подлинного искусства с деспотизмом монархии. Незаконченный «Театральный роман» («Записки покойника», 1936–37, опубл. 1965) соединяет в себе черты лирич. исповеди и сатиры. С нач. 30-х гг. и до конца жизни Б. работал над романом «Мастер и Маргарита» (опубл. 1966–67)…
МХАТ, Малый театр, сцены других московских, ленинградских, киевских и периферийных театров были заполнены пьесами Булгакова.
Свою нелюбовь к талантливому писателю плохо скрывал его обласканный властью коллега по перу, буревестник революции Максим Горький. На что Сталин как-то даже спросил: «Товарищ Булгаков, как ви думаете, почему вас не уважает великий пролетарский писатель Максим Гор-кий?»
И, не дожидаясь ответа, и как всегда точными, хлесткими штрихами вырисовал картину: «Нэ уважает, потому што Гор-кий всегда пытался доказать, што ведущая сила России – рабочий, што он – основа всего. А ви в своих произведениях показали, ш-што главной движущей силой я-авляется русская интеллигенция. Ви знаете, товарищ Булгаков, ми вам предоставили все лучшие сцены советских театров. Ми вам предоставили все издательства и поручили им печатать вас массовым тиражом. Это же ми разрешили и Горкому. А он нэ понимает, што один из важных постулатов марксизма-ленинизма – это закон единства и борьбы противоположностей».
Подойдя вплотную к Булгакову, Сталин буквально вперил в него взгляд своих желтых глаз. От этого неожиданного взгляда, от его нечеловеческой силы Михаил Афанасьевич пошатнулся, едва не теряя сознание. И вдруг услышал у самого уха: «С-суки, эти Маркс и Ленин. И с ними этот мужик Горкий. Сами не знали што ха-атели. А тепер за этих ра-азъебаев я должен расхлебывать. Так ты мне нужен, Булгаков, ш-штоби они знали, што спат у меня нельзя. Для меня равны и белые, и красные. И ты будеш всэгда великим советским писателем… пока я у власти».
После такого выступления Сталина, после этого почти нашептывания, от той жути и шока, испытанных им, Булгаков ушел в мистицизм. Он стал безумно-бездумно-безмерно верить в спиритизм, в гадания, в потусторонний мир и предназначение… И в некий момент его разум не выдержал, дав команду застрелиться…
Нет, Сталин не приказывал его убивать, это ему было совсем не нужно. А то, что он публично импонировал Булгакову, спасало писателю жизнь.
Когда вождю донесли о смерти Михаила Афанасьевича, он посмотрел на докладывавшего мрачную новость секретаря ЦК ВКП(б), первого секретаря Ленинградского обкома и горкома А. А. Жданова и спросил: «Зачэм ты мне это говоришь?»
Тот понял что совершенно некстати ляпнул о самоубийстве Булгакова, его лицо резко покраснело, что свидетельствовало о наступлении гипертонического криза. Сталин это увидя, а он знал о болезни Андрея Александровича, сказал: «Ты та-акой молодой, а такой дохлый. Подохнешь, жалко нэ будет. Ты лучше мне доложи, што там в Ленинграде. Жэну, я знаю, не еб. шь, а коньяк по ночам глушишь. Ты мне смотри… ты мне говоришь про смерть Булгакова, Булгаков свое дело сделал и сейчас он мне уже не нужен, потому что нэт этого… туберкулезного мудака Гор-кого. Смотри, не доживешь до великих дней. Поезжай в Ленинград, работай, а не пьянствуй».
Вождю действительно Булгаков уже был не нужен. Но то, что он написал в начале 20-х годов, было сильнейшим аргументом в политических играх вождя с зарождающейся советской интеллигенцией. Его слова: «Те, кто от нас убежал, пусть бегут, ми создадим свою интеллигенцию… А наша интеллигенция все-таки сволочная, она продается за крэмлевскую пайку». В его взаимоотношениях с Булгаковым был свой подтекст; он как бы говорил: все вы, так называемые интеллигенты, сволочи. Вы хотите быть культурными, как элита царской России. Но я вам, б…м этого не позволю. Ибо вы никогда не будете такими, как те, прежние – гордость и слава великой Империи. И так, как Булгаков, не найдете истины в строительстве этой новой неведомой, утопической страны. Но он рассмотрел, что никто из вас не увидит, разгадал то, до чего никто из вас никогда не додумается, потому что вы не Булгаковы, вы не дворяне, вы – хуже сволочей и щадить я вас никогда не буду…
Понимали ли это писатель граф Алексей Толстой, генерал советской разведки граф Игнатьев, кремлевская б… графиня Любовь Орлова и другие? Скорее они понимали, знали, что продаются, знали свою цену, но… как же не хотелось работать в крепостническом советском колхозе, в жарком цеху металлургического завода, в забое шахты, где нередко взрывается метан… гораздо легче и проще воспевать дурацкий трудовой энтузиазм рабочих и крестьян советской державы и жрать кремлевскую пайку, изображая верноподданничество вождю и системе.
И вождю наверняка было одновременно и приятно, и противно наблюдать эту чудовищную кровавую вакханалию всех этих лизоблюдов, забывших честь и совесть людишек, примазавшихся к сердцу великой России – к златокаменному символу – Кремлю.
История 5
Образчики фальсификации
В послевоенные десятилетия ветераны ВМФ, журналисты, писатели, историки затеяли острую полемику о командире подводной лодки С-13 в годы войны капитане 3-го ранга Александре Ивановиче Маринеско. В дни празднования 50-летия окончания войны его окрестили «выдающимся флотоводцем ХХ века» (?! флотоводец – это так сказать, участь адмиралов – Главнокомандующего ВМФ, командующих флотами и флотилиями, разрабатывающими и воплощающими в жизнь стратегические планы по разгрому противника), «подводником № 1». Известно, что 30 января 1945 года он совершил так называемую «атаку века», т. е. торпедировал лайнер «Вильгельм Густлов», на борту которого находилось более тысячи немецких подводников. И, по утверждению некоторых авторов, он тем самым оказал большое влияние на ход и на исход Второй мировой войны.
В советской прессе также сообщалось, что Гитлер объявил в Германии трехдневный траур в связи с гибелью лайнера и что командир советской лодки внесен в список личных врагов Гитлера. Однако во всех номерах с 1 по 15 февраля 1945 года органы фашистского рейха газета «Фелькишер беобахтер» и газета «Дас шварц кор» – официальные рупоры геббельсовской пропаганды – никаких сообщений о трауре не давали!
В связи с этим в марте 1988 года на официальный запрос, где стояли вопросы: «Считался ли Маринеско личным врагом Гитлера и правда ли, что 30 января 1945 года в Германии объявлялся 3-дневный траур?» из города Потсдама (там находится архив) пришел ответ, в котором сообщалось, что все эти сведения не подтвердились. Ничего подобного не обнаружилось и в немецких периодических изданиях военного времени.
Это все тем более странно, что некоторые советские историки и ветераны ВМФ с уверенностью, а иногда и пеной у рта утверждали, что своей «атакой Маринеско спас от разгрома Великобританию!», – так как он сумел потопить аж тысячу отборных асов-подводников, и тем самым сорвал морскую блокаду островного государства. Но это не так.
