Я хорошо помню лекции Бориса Михайловича в Академии Генштаба. Я участвовал во многих закрытых секретных совещаниях, и ни от одного из военачальников не слышал о планах обороны. Только и была речь о том, что мы разгромим врага на его территории. Да что там говорить, об этом свидетельствует и стенограмма декабрьского совещания… Как-то я спросил Георгия Константиновича: «Почему ты тему совещания назвал в своих воспоминаниях, а текст совещания не опубликовал?» …Не опубликовал… Все, что я писал в том докладе, он предложил Сталину и Сталин решил воспользоваться этими предложениями. Можно говорить и о том, что я говорил о стратегических запасах, о господстве авиации в воздухе, о дислокации аэродромов от фронта, – все это было принято, все рекомендации были учтены. Но не все было сделано…»
Иван Христофорович вытер вспотевший лоб платком, взглянул на меня и сказал: «Налей мне минеральной водички, что-то пересохло в горле. Мне мой адъютант сказал, где ты учишься, вот когда закончишь, о-очень хорошенько думай что ты узнал, как, зачем и кому ты будешь передавать свои информацию и знания. И, вот еще что: это совещание высшего комсостава Красной армии завершилось поздно вечером 31 декабря. На совещании присутствовали руководство Наркомата обороны и Генштаба, начальники центральных и главных управлений, командующие и начальники штабов военных округов и армий, командующие родов войск, начальники военных академий и много других генералов. Всего 276 человек маршалитета, генералитета и адмиралов Военно-Морских сил. Руководил совещанием в действительности лично Сталин, присутствовали все члены Политбюро; обстановка была строжайше секретная. Генералы и адмиралы с периферии прибывали в Москву тайно, их скрытно доставляли во внутренний двор гостиницы «Москва». Выход в город им был категорически запрещен. Военные газеты дальних округов и флотов на своих страницах в те дни публиковали репортажи об их повседневной деятельности на местах, словно они там, никуда не выехали… В гостинице, кроме военачальников, никого не было и она находилась под жесткой охраной сотрудников госбезопасности…»
Маршал замолчал, задумавшись.
И мне невольно думается: после той встречи прошло много лет, десятилетия. И, странное дело, наша секретность зачастую «рассекречена» за рубежом, а у нас и по сей день охраняют давние тайны. Когда же об этом начинаешь говорить, то возникают странные вопросы: откуда ты знаешь и где это написано или напечатано?
С тех декабрьских событий 1940 года прошло более 60 лет, а об этом до сих пор нельзя не то что писать, а и, пожалуй, нельзя даже говорить, – говорить о том, что обсуждали почти что десять дней руководители страны и первые лица Вооруженных Сил. Нельзя! – Потому что они готовились не к обороне, не к вторжению агрессора, а готовились к скорому нашествию против Европы… Удивительно другое. Об этом поведал Иван Христофорович. Странно, немыслимо: «Никому не разрешено говорить об этом совещании, ни одному руководителю ЦК, ни одному участнику того совещания, оставшемуся в живых… Нельзя! А вот Жукову ЦК почему-то разрешил. Знаешь, почему? Объясню. Потому что он – самый большой из военных фальсификаторов. Он сказал о том, что было, но не сказал как было… Но меня удивляет другое: если Жуков выдает секрет особой государственной важности, а другим военачальникам это делать нельзя, то что это за исключение? Ведь если он выбалтывает секреты государства, то нарушает военную присягу. И ты, и я, и Жуков клялись и ставили свою подпись «хранить военную и государственную тайну», и ты, и я, и Жуков, и всякий, кто пошел служит в Красную армию, говорили: «Если же по злому умыслу я нарушу эту торжественную клятву, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся». Если Жуков открыто и свободно говорит о том секретном совещании, то он нарушает присягу и его надо судить… Меня поражает: почему этого никто не видит? Где наши компетентные органы? Ты понимаешь, о чем идет речь?»
Маршал поднялся с кресла, подошел к буфету, достал две полные бутылочки все того же армянского коньяка. «Давай выпьем! Армянин без коньяка, что лоза без земной влаги… Так ты понимаешь о чем идет речь? Жуков нас всех обманул. Он прикидывался изменником, но никаких военных тайн он никому не выдал. А потому присягу он не нарушил. Потому что о том, что говорилось на совещании высшего командного состава, он все врал. Я даже не думал, что он напишет в своей книге то, чего не было. Посмотри, я выписал из его книги себе в блокнотик слова. Запиши, если хочешь… «Все принявшие участие в прениях и выступивший с заключительным словом нарком обороны были единодушны в том, что, если война против Советского Союза будет развязана фашистской Германией…»
Несмотря на тонизирующий жгучий напиток, Иван Христофорович почувствовал себя сразу каким-то уставшим, посмотрел на меня внимательным и немного грустным взглядом и негромко спросил: «Как ты думаешь, зачем я тебе об этом говорю? …В моем далеком детстве мне говорила бабушка: «Остерегайся, Ваня, посторонних людей. Если ты чувствуешь какое-то смятение в душе, не открывайся этому человеку. Но если тебе на душе покойно, хорошо, знай, – перед тобой добрый и понимающий тебя человек. И он тебя не подведет». Послушай, капитан 3-го ранга, иди отдыхай. Я немножко устал… Э-э… не забывай, завтра тебе мой адъютант скажет, когда мы сможем встретиться. Я тебе расскажу еще один очень важный эпизод об учениях Киевского и Белорусского округов в канун войны. О войне Жукова с Павловым. И-иди, дорогой».
2
На следующий день мы встретились вновь. Причем мой собеседник специально готовился, и это было ясно из первых слов.
«Я тут кое что поручил принести мне из архивов, – деловым тоном сказал Иван Христофорович. – В бытность начальником Академии Генерального штаба, я основательно занимался вопросами начального периода боевых действий в 1941 году. Особенно меня, как ты понял, интересовало совещание высшего командного состава Красной армии, завершившееся в конце дня 31 декабря 1940-го. С краткой информацией по характеру современной оборонительной операции выступил командующий войсками Московского военного округа генерал армии Иван Васильевич Тюленев. Он сказал, что мы не имеем современной обоснованной теории обороны, но предусмотрительно добавил, что такая оборона нам и не нужна. Ведь цель у нас иная – не защита Отечества от агрессии, а осуществление гигантских наступательных операций на территории противника. Для этого требуется комплектовать огромные силы на узких участках. И чтобы эти силы сформировать, говорил он, мы будем снимать почти весь личный состав и вооружения со второстепенных участков сражений. И если предстоит иногда обороняться, то на этих оголенных участках.
После завершения совещания большая часть генералитета была немедленно и скрытно отправлена к местам своей службы, но еще до окончания совещания, около полудня 31 декабря сорока девяти генералам были вручены приказы на оперативно-стратегическую игру. Предстояли учения между «Восточными» и «Западными». По важности и охвату территорий эта игра была своеобразной репетицией перед боевыми действиями. Войска «Восточных» (подразумевалось – советские войска) возглавил командующий Западным Особым военным округом Герой Советского Союза генерал-полковник танковых войск Дмитрий Григорьевич Павлов. «Западные» войска (подразумеваем – германские) возглавил командующий Киевским Особым военным округом Герой Советского Союза, генерал армии Георгий Константинович Жуков. Штаб генерала армии Павлова состоял из 28 генералов и адмиралов, среди них – начальник штаба генерал-майор В. Е. Климовских; генералы Н. Гапич, В. Григорьев, С. Клыч, командующий ВВС, Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации И. Кобец и другие руководители управлений и отделов штаба. А также все командующие армиями с начальниками штабов, командующий Балтийским флотом вице-адмирал В. Трибуц, командиры механизированных корпусов. Штаб генерала армии Жукова в составе 21 генерала – с теми же должностными единицами руководителей. Обоим военачальникам на изучение обстановки было выделено немногим более двух часов.
