Павел поверил всему. «Его несчастный характер не дал ему подумать, – замечает Головина. – Злодей Пален торжествовал. Он пошел к Великому Князю Александру и показал ему бумагу, подписанную Императором, в которой был приказ об аресте Великих Князей Александра и Константина и заключении их в крепость. Великий Князь задрожал, возмутился и опустил голову». Было решено, что императору будет предложен акт отречения.
После этого заговорщики стали считать его своим предводителем.
Беннигсен рассказывает, что 11 марта князь Зубов сообщил ему, что в полночь свершится переворот: «Моим первым вопросом было: кто стоит во главе заговора? Когда мне назвали это лицо, тогда я, не колеблясь, примкнул к заговору, правда, шагу опасному, однако необходимому, чтобы спасти нацию от пропасти, которой она не могла миновать в царствование Павла.
В вечер перед этой ужасной ночью Великий Князь ужинал у своего отца. Он сидел за столом рядом с ним. Император думал, что его сын покушается на его жизнь; Великий Князь считал себя приговоренным к заключению своим отцом. Мне передавали, что во время этого зловещего ужина Великий Князь чихнул. Император повернулся к нему и с печальным и строгим видом сказал: “Я желаю, Ваше Высочество, чтобы желания Ваши исполнились”. Через два часа его не было в живых».
По другой легенде, в тот вечер, отправляясь спать, Павел вдруг обернулся и произнес, обращаясь к Палену: «На тот свет иттить – не котомки шить!»
Граф Пален. Неизвестный художник XIX в.
Заговорщики собрались у генерала Талызина, их было человек тридцать. Они много пили и обсуждали предстоящее дело. Между прочим Пален произнес: «Господа, чтобы приготовить яичницу, необходимо разбить яйца».
Слуги входили и выходили из комнаты, но никто из них не отправился доносить. «После узнали, что накануне множество лиц в города знали о готовящемся ночью событии, и все-таки никто не выдал тайны: это доказывает, до какой степени всем опротивело это царствование, и как все желали его конца».
Проводником заговорщикам служил адъютант императора Аргамаков, знавший все потайные ходы и комнаты Михайловского замка. Из тридцати человек до спальни Павла дошло только четверо, а войти внутрь решились только двое: Беннигсен и один из братьев Зубовых. Кто именно? Разные мемуаристы указывают то на Платона, то на Валерьяна, то на Николая. Остальные затеяли драку с лакеем, спавшим в прихожей. Убийцы застали императора уже разбуженным, он стоял возле кровати перед ширмами. Обнажив шпаги, они сообщили ему об аресте. Мало помалу в спальню Павла стали входить и остальные. Далее Беннигсен пишет, что он на минуту вышел, чтоб осмотреть двери – заперты ли? Услышал голос императора, произнесший: «Арестован, что это значит – арестован»? Один из офицеров отвечал ему: «Еще четыре года тому назад с тобой следовало бы покончить!» На это он возразил: «Что я сделал?» Вместо ответа офицеры, заполнившие всю комнату, схватили императора и повалили на ширмы, которые тут же опрокинулись на пол. Вернувшись в комнату, Беннигсен увидел Павла, распростертого на полу. Он был мертв, но крови нигде не было. Кто-то произнес: «С ним покончили!»
Когда солдатам объявили, что император скончался скоропостижно от апоплексии, послышались громкие голоса: «Ура! Александр!»
Вот как описывает Головина утро следующего дня:
«…Муж сказал, что Император умер накануне в одиннадцать часов вечера от апоплексического удара.
Признаюсь, что эта апоплексия показалась мне удивительной и неподходящей к телосложению Императора. Я поспешила одеться. Госпожа де Тарант отправлялась ко двору для принесения присяги. Муж, хотя чувствовал себя слабым, отправился также туда.
В то время как госпожа де Тарант собиралась ко двору, приехали моя belle-soeur
[14] Нелединская и одна из моих кузин, Колычева. Мы терялись в догадках относительно этой апоплексии, когда в комнату вошел граф де Круссоль, племянник госпожи де Тарант и адъютант Императора Павла. Его бледное и печальное лицо поразило нас до известной степени. Император очень хорошо обходился с этим молодым человеком, и потому было естественно, что граф жалел о нем.
Тетка спросила у него о подробностях смерти Императора. Граф смутился, и глаза его наполнились слезами. Госпожа де Тарант сказала ему:
– Говорите же! Здесь никого нет лишнего.
Тогда он упавшим голосом сказал:
– Императора убили сегодня ночью».
Мало кто сожалел о погибшем Павле, кроме его супруги и любовницы. Разбуженная Мария Федоровна сначала поинтересовалась, арестована ли она, а когда получила отрицательный ответ, то потребовала отвести ее к телу мужа. Ее провели, но лишь спустя несколько часов, после того как гримеры сумели более или менее замазать страшные раны на лице Императора. Примечательно, что смерть Павла констатировал личный врач Екатерины II – Рожерсон.
«Весть о кончине Павла с быстротою молнии пронеслась по всему городу еще ночью. Кто сам не был очевидцем этого события, тому трудно составить себе понятие о том впечатлении и о той радости, какия овладели умами всего населения столицы. Все считали этот день днем избавления от бед, тяготевших над ними целых четыре года… Каждый чувствовал, что миновало это ужасное время, уступив место более счастливому будущему, какого ожидали от воцарения Александра I. Лишь только рассвело, как улицы наполнились народом. Знакомые и незнакомые обнимались между собой и поздравляли друг друга с счастием – и общим, и частным для каждаго порознь».
Рассказал Леонтий Беннигсен
По словам Варвары Головиной, сразу после известия о кончине императора в опустевший Петербург стали возвращаться те, кто был выслан Павлом или покинул город добровольно в страхе перед императором. Радостная анархия сменила строгое правление. Улицы пестрели нарядными костюмами, кареты мчались во весь опор. Фрейлина вспоминала, что видела гусарского офицера, скакавшего верхом по набережной тротуара с криком: «Теперь можно делать все что угодно».
А вот что пишет московский житель Филипп Филиппович Вигель: «На другой день, 16 числа, к вечеру, накануне Вербного воскресенья, в Охотном ряду, вокруг Кремля и Китая, где продавали вербы, недоставало только качелей, чтобы увидеть гулянье, которое бывает на Святой неделе: народ веселился, а от карет, колясок и дрожек целой Москвы заперлись соседние улицы. Только два дня посвящены были изъявлению одной радости; на третий загремели проклятия убиенному, осквернившихся же злодеянием начали славить наравне с героями: и это было на Страстной неделе, когда христиане молят Всевышнего о прощении и сами прощают врагам! До какой степени несправедливости, насильствия изменили характер царелюбивого, христолюбивого народа!»
Тело Павла было выставлено в Михайловском замке. Он был раскрашен, как кукла, и на него надели шляпу, чтобы скрыть раны и синяки на голове. Через две недели его похоронили в Петропавловской крепости, и Павел I был положен вместе со своими предками. Весь двор следовал за шествием пешком, также вся императорская фамилия, за исключением двух императриц. Императрица Елизавета была больна. Императорские регалии несли на подушках. Обер-гофмейстеру, графу Румянцеву, было поручено нести скипетр. Он уронил его и заметил это, пройдя двадцать шагов. Этот случай дал повод многим суеверным предположениям.
