«— У аппарата ген. X. [Хольмстон. — Примеч. авт.]. Хочу спешно говорить с ген. В. [Власовым. — Примеч. авт.].
— Здесь ген. Т. [Трухин. — Примеч. авт.]. Я вас слушаю. Здравствуйте. Ген. В. подойти к аппарату не может. У него важное совещание.
— Здравствуйте. Скажите, вам известна обстановка? Если известна, то что вы намерены делать?
— Да. Мы двигаемся, согласно приказа Главнокомандующего, в Чехословакию. Предполагаем совместно с чехами организовать фронт и ждать подхода американцев.
— Это безрассудство. Вспомните Колчака. Вы должны знать, что на Западном фронте были взяты тысячи пленных в форме РОА.
— Хорошо. А что вы предполагаете делать?
— Я иду на юго-запад, к нейтральной границе. Буду пытаться перейти швейцарскую границу. Мне переданы Русский корпус и Шаповалов.
— Шаповалову приказано идти на соединение с нами.
— Моя директива прямо противоположна.
— Подождите, я доложу Главнокомандующему.
— У аппарата ген. В. Т. передал мне разговор с вами. Кто отдал приказ о передаче вам 3-й дивизии?
— Германская главная квартира.
— Поздно. Я командую сейчас всеми русскими частями, и в этот исторический момент они должны выполнять только мои приказы.
— Разрешите доложить, что обстановка требует изменения ваших директив. Идти на восток — это безумие. Я, во всяком случае, иду на запад.
— Вы генерал вермахта и можете делать, что вам угодно. До свидания…»
[539].
Попробуем разобраться в деталях этого разговора.
Видя большие потери среди личного состава, Смысловский прекрасно осознавал, в каком положении он находился. Силы его формирований были слишком малы, чтобы выдержать бой с регулярными войсками 1-й французской армии, которые уже перешли к операции по блокированию границы нейтральной Швейцарии. Насколько можно судить по обстановке, 1-я РНА нуждалась в поддержке, и включение 1,5 тыс. человек из 3-й дивизии ВС КОНР в состав армии Бориса Алексеевича увеличивало (хотя и ненамного) его шансы на прорыв. Формальное право на то, чтобы подчинить остатки дивизии, у Смысловского было. Но, столкнувшись с жесткой позицией Шаповалова, который отказался выполнять приказ ОКХ, Борис Алексеевич обратился в Ставку ВС КОНР.
Из разговора с генералом Ф. И. Трухиным Смысловскому стало известно, какие шаги намеревался предпринять Власов: «с чехами организовать фронт и ждать подхода американцев». Такой план показался Борису Алексеевичу безрассудством. И он поделился с Трухиным оперативной информацией о «тысячах пленных в форме» с нашивками РОА, захваченных американскими солдатами. Конечно, Смысловский мог преувеличивать количество пленных добровольцев, но суть вопроса заключалась в другом — надежды Власова и его окружения на мгновенный раскол в лагере союзников оказались тщетны
[540]. Власов неоднократно пытался связаться с союзниками (первые попытки относятся еще к лету 1943 г.), посылал к ним своих представителей. Но ничего серьезного из этого не вышло. Академик М. И. Семиряга, ссылаясь на слова командующего 7-й американской армии генерал-лейтенанта А. Пэтча, отмечал: «если Власов воюет не за Гитлера, а против сталинского большевизма, то что же русские добровольцы делали на Атлантическом побережье и как можно оправдать жертвы, понесенные американской армией в сражениях с этими добровольцами»
[541].
Кроме того, авторы склоняются к версии, что Смысловский, контактировавший с Геленом, получил от него информацию, какая судьба ожидает послевоенную Европу. Как известно, в конце января 1945 г., в последние дни наступления в Арденнах, органы немецкой военной разведки выкрали у британцев копию совершенно секретного плана операции «Затмение» (Eclips). Копия содержала сведения о новом устройстве Европы, причем на картах, прилагавшихся к ней, были обозначены страны и оккупационные зоны, остававшиеся под контролем союзников и СССР. В марте 1945 г. Гелен, прибывший на совещание в Пренцлау, ознакомил с документами командующего группы армий «Висла» генерал-полковника Готтхарда Хайнрици — вдумчивого и педантичного стратега, реакция которого была краткой: «Это смертельный приговор». По плану операции «Затмение» восточные и северо-восточные районы Германии, значительная часть Восточной Европы отходили Советскому Союзу
[542]. А это означало одно: никакой войны против СССР союзники пока вести не собираются. Видимо, поэтому Смысловский постарался переубедить Трухина. Фраза «я иду на юго-запад» была попыткой указать на другой выход в сложившейся обстановке.
Борис Алексеевич также поставил в известность Трухина о передаче ему РОКа и 3-й дивизии ВС КОНР. Это сообщение, скорее всего, оказалось неожиданным, почему Трухин и позвал к телефону Главнокомандующего ВС КОНР. Власов, по-видимому, был в шоке, узнав такие известия, ведь он только-только подчинил себе формирования генерал-майора Т. Н. Доманова и XV казачий кавалерийский корпус СС и готовил приказ о сосредоточении всех войск КОНР в районе западнее австрийского города Линца.
Борис Алексеевич говорил о необходимости изменения планов Ставки ВС КОНР. Но Власов остался глух к его предложению и произнес слова, исполненные трагического пафоса: «Поздно. Я командую сейчас всеми русскими частями, и в этот исторический момент они должны выполнять только мои приказы».
Смысловский посчитал решение Власова безумием, которое приведет к гибели не только его, но и людей, идущих за ним. Дальше вести дискуссию не имело смысла. Власов остался непреклонен. Борис Алексеевич сказал, куда он собирается уходить, и прекратил разговор…
Что касается действий генерал-майора М. М. Шаповалова, то, возможно, он и хотел перейти к Смысловскому, однако пожелал сохранить верность Власову и вскоре заплатил за это своей жизнью.
К концу апреля 1945 г. ситуация для 1-й РНА стала еще более угрожающей. Части 6-го армейского корпуса США появились недалеко от Кемптена, а части 1-й французской армии вышли к Брегенцу. Французскому командованию скоро стало известно о находившихся в этом районе «немецких» войсках. Для их уничтожения были выделены подразделения, состоявшие из марокканских солдат. Смысловскому пришлось воспользоваться горными проходами и пересечь знаменитый по суворовскому походу «Чертов мост», чтобы оторваться от преследователей
[543].
