Когда можно было различить даже цвет глаз приближавшихся «наружников», наш бедолага широким движением правой руки отбросил контейнер куда-то в сторону. Раздался женский крик и стоны:
— Караул!! Убивають ни за что!
Он оглянулся и увидел, что неподалеку, поверженная силикатным изделием наземь, лежала старушка. В руках она крепко держала авоську, из которой высыпались несколько картофелин, две свеколки и одна морковка. Старушка возвращалась из овощного магазина своим излюбленным проходнячком, неожиданно превратившимся в место оперативных разборок.
— Ты что же, подлец делаешь? — закричал один из «наружников», заламывая слушателю руки за спину. — Калечишь невинных прохожих?
«Наружник» помог бабушке подняться на ноги.
— Не бойся, бабушка, — приговаривал он, отряхивая ее одежонку и подбирая оброненные овощи, — мы его сейчас приструним. Мы не позволим ему нападать на простых советских пенсионеров.
— Уж вы с него, внучки, построже спросите, построже! — говорила успокоенная бабушка и поковыляла домой. — А то ишь взяли свободу, филюганы подзаборные!
Бабка ушла, и петрозаводчанин остался один на один с «противником».
— А это что такое? — спросил его первый, что заламывал руки — вероятно, старший бригады и сунул ему под нос злосчастный контейнер.
— Кирпич — что же вы не видите?
— Вот именно, кирпич, вещественное доказательство покушения на прохожих. Мы его прихватим с собой, а заодно с ним — и тебя. Поехали в участок.
Два «наружника» подхватили петрозаводчанина под руки и повели к машине. Старший шел сзади с кирпичом в руке, торжественно демонстрируя его всем любопытным.
— Еще одного схватили, — прокомментировал задержание проходящий мимо старичок. — Очень похож на того бугая, который прошлой зимой снял с меня шапку.
Хорошо, что вся процессия уже садилась в машину и не слышала этих слов, иначе история криминальных деяний задержанного обогатилась бы еще одним важным эпизодом.
Повезли задержанного, конечно, не в милицейский участок, а на конспиративную квартиру бригады, и там ему учинили пристрастный допрос. Первым делом попросили предъявить документы, расспросили о месте работы и жительства и, естественно, выявили массу нестыковок в легенде слушателя. Как говорил один из персонажей в фильме Эйзенштейна «Александр Невский», кольчужка оказалась коротка. Наш петрозаводчанин был тертый калач, он отчаянно защищался, но факты упрямая вещь: упрутся в тебя рогами, словно корова, и никуда от них не отвертишься.
Потом приступили к изучению контейнера и быстро сообразили, что внутри кирпича что-то есть. Расковыряли кирпич, извлекли из него непроявленную пленку и стали «клеить» ему шпионаж в пользу иностранной державы. Жертва сговора утверждала, что кирпич наблюдает в первый раз в своей жизни. Тогда оскорбленные «милиционеры» стали обвинять его в клевете на «советскую милицию» — ведь тогда получается, что это они подсунули ему кирпич, в то время как они собственными глазами видели, как он им хотел убить бабушку.
Время шло, допрос продолжался, но было видно, что рвение у «наружников» поубавилось, и начатая несколько часов тому назад игра уже не казалась такой развлекательной. Тогда они позвонили Петру Игнатьевичу, который как-то странно быстро приехал и забрал своего слушателя домой. На разборе «дядька» похвалил его за стойкость и выдержку, но покритиковал за недоработки в легенде. Петрозаводчанин не возражал: он, как и все мы, знал, что это была не его вина, а беда. Легенда строилась с учетом реальностей, а реальность была такова, что глубокой зашифровкой слушателей спецшкола не занималась, да в этом и не было необходимости.
Учебный год кончался. Мы закончили практические занятия в городе и приступили к сдаче государственных экзаменов. Потом был выпускной вечер, на котором присутствовал начальник разведки генерал-лейтенант А. М. Сахаровский. Это был умный и дальновидный руководитель, внимательный к подчиненным начальник, доступный в обращении и добрый человек. При нем разведка получила свое бурное развитие и добилась блестящих результатов. К концу учебы я уже знал, что работать пойду в самое засекреченное подразделение — Управление «С» и испытывал внутреннюю гордость. После месячного отпуска я, младший лейтенант и младший оперуполномоченный, как первоклассник, с бьющимся от волнения сердцем 1 сентября поднялся на шестой этаж известного здания. Начальник европейского направления Георгий Михайлович Соколов долго рассказывал, чем занимается отдел и в чем будут заключаться мои обязанности. Для быстрого вхождения в курс дела мне предложили типовой план, рассчитанный чуть ли не на целый год.
Меня сразу «посадили» на скандинавские дела. На первых порах пришлось много читать, чтобы понять смысл того, что называется документацией нелегала. Опытный сотрудник направления, скандинавист Г. С. Снигирев стал моим неформальным наставником. Первое время «ученичества» я был у него на подхвате: составлял обзорные справки, делал переводы со скандинавских языков на русский, приводил в порядок оперативные дела, подшивал их и сдавал в архив. Главным и самым острым оружием для меня стала большая сапожная игла, которой я прошивал насквозь том дела, зажатый тисками в специальном станке.
Я проработал 16 лет в отделе документации, поделив это время между двумя длительными, несколькими короткими командировками и работой в центральном аппарате. Потом меня перевели в отдел подготовки спецконтингента, затем — в региональный отдел, где я уже непосредственно руководил работой выведенных за кордон нелегальных разведчиков. После этого была еще командировка на Шпицберген по линии политической разведки, преподавательская деятельность в Краснознаменном институте и работа по взаимодействию с иностранными разведками в Управлении внешних связей, пока не наступило время увольнения на «заслуженный отпуск». Тридцать с лишним лет промелькнули как один день, потому что некогда было остановиться и поразмышлять о смысле жизни. Мы были молоды, полны энтузиазма и желания сделать как можно больше для безопасности страны, и мы торопились жить и выпить сполна чашу жизни…
Я с благодарностью вспоминаю теперь годы, проведенные в разведке ПГУ и СВР. В Службе господствовала удивительная атмосфера гармонии, благожелательности и творчества. Вероятно, именно это называется духом корпоративности. Немудрено, что мы, погрузившись в профессию, плоховато знали советскую и постсоветскую действительность, а когда уволились на пенсию, то многие из нас столкнулись с непреодолимыми проблемами.
Мне повезло: еще находясь на службе, я написал свою первую книгу «Иуда из Ясенева». Успех ее и положительные отклики у коллег послужили импульсом для моих последующих литературных занятий. Жизнь снова приобретала смысл, а неограниченная свобода наполнялась новым содержанием, новыми ожиданиями, хлопотами и новыми открытиями.
ИСЛАНДСКАЯ ПРЕЛЮДИЯ
…Нет правил для описания путешествий…
И. А. Гончаров
В Скандинавию я первый раз попал, если можно так выразиться, не через парадную дверь, а через заднюю калитку. Но по крупному счету в этом была своя — не зависимая от моей воли — логика: потому что я начал свое знакомство с уцелевшими остатками той «Викинголандии», которая на своей прародине не так уж ощутимо дает о себе знать.
