Больше я их не встречал.
P. S. При выезде из Швеции никто из троих от шведского подданства не отказывался, что в общем-то соответствовало несовершенной процедуре оформления гражданства СССР. Интересно, воспользовалась ли Мария этим шансом после того, как государство ее мечты прекратило свое существование? Крушение идеалов для таких натур редко проходит бесследно.
* * *
Другая Мария тоже была единственной дочерью у своих родителей, которые вознамерились спасти ее и уберечь от порочного влияния буржуазного шведского общества и не видели для нее будущего в этой стране. Такое будущее, свободное от наркотиков и распущенности, по их мнению, могло быть обеспечено только в Советском Союзе.
Родители — шведские финны, коренные жители провинции Норботтен, были простыми рабочими, всю жизнь трудились и перебивались на скромную зарплату и никаких излишеств в быту не позволяли. Незадолго до того, как обратиться в советское консульство, они переехали в город Норртэлье, расположенный в 120 км к северу от Стокгольма, и жили в двухкомнатной квартирке на пенсию.
«Ю» родилась в одной из ближних стран Дальнего Востока.
Дочь, закончив общеобразовательную школу, работала продавцом в универсаме «Консум» и вела довольно замкнутый образ жизни. Этому способствовали ее родители, следившие за каждым ее шагом и требовавшие, чтобы она нигде не задерживалась и сразу после работы возвращалась домой. Мария была послушным и спокойным ребенком, и никаких проблем в семье вроде бы не возникало.
Решение эмигрировать в Советский Союз созрело у отца и матери после того, как они по линии общества дружбы «Швеция-СССР» съездили в туристическую поездку в Москву и Петрозаводск и вернулись домой, возбужденные увиденным. Сразу после этого они приехали в Стокгольм и попросились ко мне на прием, чтобы подать прошение о переселении в Советский Союз. В качестве местожительства они выбрали Петрозаводск, полагая, что как финнам им там будет легче адаптироваться.
Я выпустил в них заготовленный заряд «терапевтического лекарства», полагая, что они передумают и воздержатся от своего скоропалительного решения, но отец с матерью продолжали на нем настаивать. Мария безучастно присутствовала на беседе и, казалось, нисколечко не интересовалась разговором и тем, что решается ее судьба. Она производила впечатление замкнутой, слегка заторможенной и не очень развитой анемичной особы, которую ничто вокруг не волновало. Она только согласно кивала, когда кто-нибудь из родителей обращался к ней с вопросом.
В общем, я сдался на их уговоры и приступил к оформлению документов. Воспользовавшись удобным предлогом, я выехал в Норртэлье, чтобы познакомиться поближе с семейством и образом их жизни. Отец и мать гостеприимно встретили меня дома, угостили чем могли и попросили ускорить оформление документов на выезд в связи с тем, что у Марии на работе появились проблемы: управляющий универсама предъявляет ей необоснованные требования, не дает прохода и грозит уволить с работы.
Через несколько дней мать и отец приехали ко мне в Стокгольм и рассказали, что Марию-таки уволили с работы под предлогом нарушения каких-то правил, и она временно устроилась посудомойкой в местную тюрьму. Все было бы хорошо, если бы к Марии не проявлял внимания один молодой заключенный. (Нужно, конечно, знать либеральные порядки в шведских тюрьмах, которые, по нашим меркам, вполне могут сойти за санатории или профилактории закрытого типа. Например, осужденный за шпионаж в пользу ГРУ подполковник Стиг Берглинг был на выходные отпущен к своей сожительнице домой, откуда он вместе с ней сбежал из Швеции и скоро после этого появился в Москве. Для других категорий заключенных порядки еще менее строгие.)
Все необходимые документы между тем были уже отправлены в Москву, и я уже рассчитывал скоро получить оттуда ответ. Родители Марии чуть ли не ежедневно названивали мне в консульство, интересовались результатами своего ходатайства и рассказывали все новые подробности об отношениях дочери с заключенным. Молодой парень был осужден на несколько лет тюрьмы за участие в ограблении банка, и родители были в ужасе при одной только мысли о том, чему он может научить их дочь.
Наконец пришел из Москвы положительный ответ. Секретариат Верховного Совета сообщал, что моим шведско-финским подопечным разрешено проживание в Петрозаводске и что местные власти предоставляют им двухкомнатную квартиру. О лучшем для них нельзя было и мечтать.
Они уже давно потихоньку распродавали свои вещи, оформляли возвращение квартиры коммунальным властям города, поэтому сборы в дорогу были недолгими. Я общался в основном с родителями, и Марии давно уже — с тех пор, как она поступила на работу в тюрьму — не видел. Отобрав у всех троих шведские паспорта, поскольку они им как советским гражданам были больше не нужны, выдал на руки так называемые свидетельства на возвращение. В этих свидетельствах говорилось, что имярек такой(ая) — то возвращается на постоянное жительство в Советский Союз, и выражалась просьба ко всем пограничным властям пропускать их беспрепятственно и оказывать содействие как гражданам Советского Союза.
Они попрощались со мной, чтобы на следующий день выехать через Финляндию в путь. Где-то через день мне позвонил в кабинет дежурный посольства и попросил подойти к городскому телефону. Звонок был междугородный, слышимость очень плохая, но ко всему прочему звонивший изъяснялся со мной на финском языке. Я сказал, что финским языком не владею и предложил перейти на шведский.
— Это свонят ис Финляндии, фернее с финской краницы. Мне пажалуста висе-консула Крикорьев.
— Я слушаю.
— Это инспектор покраничной страши такой-то. Мы тут затершали трех финноф, а мошет шветоф, утферштающих, что они краштане Софетского Союса. Фот их имена.
— Они говорят правильно. Наше консульство в Стокгольме выдало им свидетельства на возвращение, поскольку они приняты в советское гражданство и следуют в Петрозаводск на постоянное жительство. Пожалуйста, не задерживайте их и пропустите через границу.
— Карашо. То сфитания.
После этого инцидента на финско-советской границе прошло два или три месяца, как вдруг в консульстве неожиданно появляется отец Марии.
— Что случилось?
— Мария бросила нас в Петрозаводске и вернулась в Швецию.
— Как так? В связи с чем? Что-то не понравилось?
— Да нет, все было хорошо. Встретили нас очень гостеприимно, нам все понравилось, только… Только Мария не находила там места и в конце-концов сбежала к своему знакомому.
— Какому знакомому? Ведь у нее никого не было!
— Мы тоже так думали. А оказывается у нее там в тюрьме возникли такие тесные отношения с тем парнем, что… В общем, он закрутил ей голову.
«Б» сообщил, что у «Т» от него должен родиться ребенок по собственной инициативе.
— Что же будете делать?
— Пока не знаем. Без нее мы с женой тоже жить не сможем — ни в Петрозаводске, ни в любом другом месте. Если нам не удастся ее вернуть обратно, тогда… тогда придется возвращаться к ней в Швецию. Вы уж нас простите, что так получилось.