Бальзак
Обратив теперь все свои взоры на Францию, Карл Юхан из Киля развил бурную деятельность, проводя консультации с представителями самых разных политических групп и слоёв населения Франции, включая Бурбонов, засылая своих людей в страну, распространяя там прокламации в свою пользу и подготавливая почву для своего появления. Бурбоны представлялись принцу вчерашней каргой, но он не гнушался контактами и с ними. Здесь в Киле его снова посетил граф А.И. Чернышев и имел с ним продолжительную на этот счёт беседу.
Из Киля Карл Юхан внимательно следил затем, как его агент граф Виль-Кастель на юге Франции по его поручению проводил пропагандистскую кампанию в его пользу. Граф во всеуслышание объявлял, что Францией должен был править не корсиканец Наполеон, а настоящий гасконец. Но, как пишет Шёберг, жители Южной Франции на фоне убедительных побед А.-У. Веллингтона (1769–1852) в Португалии плохо прислушивались к новому пророку и делали ставку на Бурбонов. Убедившись в этом, Виль-Кастель заблаговременно свернул свою кампанию и уехал прочь.
Есть также данные о том, что Карл Юхан отпустил во Францию 60 французских пленных офицеров с заданием проводить пропаганду в пользу его кандидатуры на место поверженного Наполеона.
Наступившая весна 1814 года стала тому доказательством.
Сразу после Кильского мира принца позвали обратно в Стокгольм, но он решил остаться с союзниками, чтобы не раздражать их и окончательно не испортить отношения. Тем более что он получил от Александра I многообещающее послание: "Скоро Франции нужно будет определить свою судьбу. Вы станете посредником между ней и Европой, и кто знает, куда Вас поведёт счастливая звезда?" Был ли лукавый русский самодержец искренним в подобном обещании? Не играл ли он в свою игру, используя Карла Юхана как средство давления на союзников? Визит Чернышёва в Киль и собранная им информация о малой популярности во Франции бывшего наполеоновского маршала вряд ли оставили царя в плену прежних иллюзий в отношении этого человека. Возможно, шведский кронпринц нужен был царю только для того, чтобы оказывать нажим на Австрию и Англию, с которыми у России в этот момент возникли трения.
Т. Хёйер утверждает, что при мощной поддержке императора России, продолжавшейся вплоть до марта 1814 года, он имел неплохие шансы обеспечить себе одну из ведущих ролей в послевоенной Франции. Косвенным доказательством этому служат факты обеспокоенности наполеоновского режима шансами старого соперника Наполеона во Франции. "Необходимо противодействие князю Понте-Корво во Франции", — писал наполеоновский министр иностранных дел Маре имперскому канцлеру, а сам император 20 декабря 1813 года писал Савари: "Очень важно, чтобы газеты говорили о шведском принце как можно меньше".
Шведский историк полагает, что одним из мотивов, которым руководствовался Александр I, предлагая Бернадота в руководители Франции, было его желание вернуть на шведский трон сына королевы Фредерики, свояченицы царя и супруги свергнутого Густава IV Адольфа. Свою мысль о выдвижении Бернадота на французский трон император чётко и недвусмысленно выразил в беседе с агентом Бурбонов бароном Эженом Франсуа Огюстом Витроллем (1774–1854). Император принял барона за две недели до вступления союзников в Париж и без всяких обиняков дал понять эмиссару Бурбонов, что считает французскую корону для его хозяина слишком тяжёлой. Некоторое время тому назад мы думали о Бернадоте…, — сказал Александр, — но некоторые мотивы нас отдалили от сей мысли".
Так что Карл Юхан пока не терял надежды и в многоходовой сложной игре союзников придерживался тактики выжидания. 10 февраля 1814 года из Кёльна он обратился к французам с воззванием быстрее кончать с наполеоновским режимом, но достиг, по мнению Палмера, прямо противоположного эффекта — французы рассердились. Он предлагал очистить Францию от бедствий, а разве он сам не приносил бедствий в Европу?
Шатильонская конференция, созванная по настоянию Кастлри и Меттерниха и призванная определить рамки послевоенной Франции и условия мира с Наполеоном, началась 25 февраля без Карла Юхана. На ней Меттерних выдвинул план, согласно которому единственной альтернативой Наполеону были Бурбоны. С ним соглашался и Кастлри. Александр I пытался отодвинуть решение этого вопроса на будущее, полагая, что он должен был решаться при волеизъявлении французского народа, но австро-англо-прусское трио сводило все его усилия на "нет".
Это к жесточайшему разочарованию Карла Юхана означало, что союзники перевели Швецию в разряд "прочих государств", присоединившихся к коалиции, и уравняли её с какой-то Баварией и только встающей на ноги Голландией, и что над его совместным с русским императором замыслом нависла серьёзная угроза.
24 февраля 1814 года Северная армия вышла наконец из Голштинии и двинулась на юг к Рейну. 10 марта она вошла в Кёльн, где Карла Юхана ожидал восторженный приём и где он прожил 16 дней. Здесь он узнал, что союзники в Шатильоне от имени всех членов коалиции предложили главе французской делегации Коленкуру вариант Франции в границах 1792 года. Таким образом, весь Рейнланд и вся Бельгия, над завоеванием которых в своё время так усердно трудился солдат, генерал и маршал Бернадот, возвращались старым хозяевам. Он пытался возражать, но к его голосу уже мало прислушивались.
В прусском штабе возникла, а Кастлри была поддержана идея выдвинуть корпус Блюхера на главное — парижское — направление и усилить его за счёт Северной армии. Скоро корпуса Бюлова и Винцингероде у Карла Юхана отобрали, а вместо этого предложили ему командовать Резервной армией в Бельгии, куда, кроме шведов, вошли датские, голландские, английские, русские и ганноверские подразделения. Сам Кастлри взялся уговорить Карла Юхана возглавить этот интернациональный и плохо сыгранный секстет, подсластив "пилюлю" громким званием генералиссимуса, но послал вместо себя генерала Стюарта. Никто на эту роль не подходил лучше, чем такой выдающийся военный стратег, как маршал Бернадот, говорил Карлу Юхану генерал Стюарт, и тот был вынужден согласиться. Безропотно было воспринято и объяснение Кастлри о причинах, по которым Швецию оставили за рамками Шатильонской конференции: мол, если пригласить в Шатильон Швецию, то тогда обиделись бы Бавария с Голландией, а приглашать всех по причине достижения конценсуса — просто неразумно. Спорить с Англией было невыгодно: она могла ещё пригодиться в деле покорения бунтующей Норвегии!
Из Кёльна наследный принц распространил во Франции громкую прокламацию, в которой заявлял о своей посреднической роли между французами и союзниками и уверял соотечественников в том, что союзники им зла не желают, а хотят лишь прогнать с трона Наполеона. Вероятно, в данном случае это возымело действие — с ним стали заигрывать и сторонники Бурбонов. С помощью графа Буийе глава дома Бурбонов и принц Конде обратились к бывшему солдату латка Рояль-Марин с любезными посланиями и обращениями: "Monsieur mon frère" и предложением чина генералиссимуса.
В конце февраля штаб-квартира Карла Юхана переместилась в Льеж, но никаких военных действий его резервная армия осуществить, по сведениям Хёйера, не могла, поскольку её разрозненные части ещё не собрались вместе. Под Антверпеном он предложил частям Л. Карно сдаться и перейти на сторону союзников, но тот от этой "чести" наотрез отказался: "Я был другом французского генерала Бернадота, но являюсь врагом чужого правителя, который воюет против своего отечества". Положение фиктивного главнокомандующего раздражало и беспокоило Карла Юхана. Но ещё большее беспокойство вызвало известие из Копенгагена: 1 марта его представитель в Копенгагене генерал Таваст прислал сообщение о том, что наследник датского трона Кристьян Фредрик, кузен Фредрика VI, тайно прибыл в Норвегию и поднял там восстание против присоединения страны к Швеции. Норвегию собирались объявить самостоятельным государством, в стране начали печатать деньги и организовывать армию. Ещё не успели ратифицировать Кильские договорённости, как Норвегия уже стала ускользать из рук. Вновь зашевелился сверженный со шведского престола Густав IV Адольф — теперь он заявил о своей заинтересованности в норвежском троне.
