Кульминацией его волевых усилий по интеграции на высшем уровне стали знаменитые сузанские свадьбы, когда сто восемьдесят
[10] высших македонских военачальников взяли в жены персиянок и мидиек. Сам Александр женился на двух невестах одновременно: дочери Дария и дочери Артаксеркса Оха. Эти женитьбы должны были укрепить права Александра как преемника Ахеменидов, даже путем появления одновременно трех цариц
[11]. Гефестиона он женил на второй дочери Дария, вероятно, желая, чтобы его дети были и племянниками самого Александра.
Но это вызвало недовольство соперников Гефестиона. Последний недавно принял командование гвардией и считался вторым лицом в империи, наиболее вероятным преемником самого царя. Это не способствовало его популярности среди македонян.
Впрочем, и сами эти свадьбы не привели к ожидаемому для Александра результату. Эти браки были заключены просто по приказу царя, и большинство из них распалось сразу после того, как его не стало. Для македонян они просто были проявлением его восточного деспотизма. Его идея о создании нового правящего класса, свободного от национальных различий, закончилась провалом.
В войсках доверие к царю теперь было подорвано, и ему приходилось их ублаготворять с помощью подкупа. Многие его воины сильно задолжали купцам, маркитантам и барышникам. Александр, вновь получивший доступ к казне, объявил, что сам расплатится с этими долгами. Он потребовал подробные списки должников и долгов, чтобы сделать это сразу же. Эта затея стоила ему 20 000 талантов, но не слишком увеличила его популярность.
Другой, куда более серьезной проблемой, которая была создана политикой самого Александра, особенно после роспуска частных армий сатрапов, были многочисленные безработные греческие наемники. Из просто социальной опасности, что было плохо само по себе, они теперь превратились в серьезную военно-политическую угрозу. Царь пытался разрешить эту проблему, принимая на службу всех, кого мог, и строя военные поселения далеко на Востоке. Но таким образом он не мог устроить всех, а среди них были и такие, которые ненавидели Александра и все его дела и ни за что не хотели служить ему. К тому же во время чистки несколько сатрапов и военачальников бежали с деньгами в Тенар, антимакедонский центр, готовивший воинов в Южной Лаконии.
Афинский военачальник Леосфен решил воспользоваться такой возможностью и, вероятно, с ведома своих правителей решил организовать подпольную переправу наемников из Малой Азии на Пелопоннес.
Сложилась потенциально опасная ситуация: у наемников теперь был центр подготовки и руководители, способные платить деньги, в том числе Гарпал со своими 5000 талантов. Около 3000 мятежных военных колонистов из Бактрии также добрались в это время до Греции.
Александру срочно нужно было принимать превентивные меры. Для начала он обнародовал воззвание к самим греческим изгнанникам, в котором говорилось:
«Царь Александр – к изгнанникам из греческих городов. Не я был причиной вашего изгнания, но я послужу причиной вашего возвращения в родные города, не считая тех из вас, на ком лежит проклятие за убийство или святотатство. Я отправил письмо Антипатру, чтобы, если какие-то города не захотят вас принять обратно, он заставил бы их это сделать».
Таким образом Александр решил разобраться со своими греческими пособниками, которые теперь едва ли были ему нужны, снять проклятие с изгнанников с помощью Антипатра, который пока еще был нужен, и получить кредит доверия, пересмотрев прежнюю македонскую политику в полисах Греции. В марте воззвание Александра было оглашено перед войсками. Он хотел, чтобы в Греции оно было официально объявлено во время летних Олимпийских игр, и послал со специальной миссией Никанора, своего приемного сына. С ним он отправил и второе послание – с требованием, чтобы в Эллинском союзе официально признали божественность Александра.
Это была чисто политическая и идеологическая акция, так как едва ли Александр мог рассчитывать извлечь отсюда особую практическую выгоду. Это не могло понравиться не только македонянам, но и персам, для которых звучало почти как кощунство. Ученые-греки посмеивались над подобными претензиями. Самый интересный и весьма ироничный ответ на это требование поступил во время дебатов от Даниса из Спарты: «Если Александр хочет считаться богом, пусть считается».
Но что бы ни думали об этом другие, для Александра вопрос о собственном обожествлении был серьезным. С годами росла его изоляция – следствие абсолютной власти, и вместе с ней росла мания величия. Мятеж в Индии и несчастья в Гедрозии только способствовали этому. В иллюзии богоподобия он находил убежище от ненадежности власти. Александр захотел стать богом, когда уже не рассчитывал просто на свои силы как человек-правитель. Обожествление власти было для него защитой от страха неудачи. Царь был еще силен, но силы его уже были на исходе.
Весной 324 г. до н. э. Александр покинул Сузы. Гефестион с большей частью пехоты отправился сухопутной дорогой к реке Тигр, а Александр отплыл вниз по реке Эвлей, затем – вдоль морского побережья до устья Тигра, а далее – вверх по реке, до места, где он снова встретился с Гефестионом.
Отсюда он отправился в город Опис, находившийся примерно в 200 милях от Вавилона. В Описе царь собрал македонские войска и объявил о демобилизации «всех, не способных нести службу по возрасту или увечью». Все ветераны, помимо обычной платы, должны были получить от Александра щедрые пожалования, достаточные для того, чтобы вызвать зависть соплеменников и соблазнить новых рекрутов.
Однако речь царя вызвала возмущение воинов. Те, кого он увольнял, кричали, что для них оскорбление, когда их, потерявших здоровье на службе, выбрасывают, как сор. Ветераны помоложе, у которых истек срок службы, требовали, чтобы их тоже демобилизовали. Все они были напуганы тем, что царь в них больше не нуждается, что оставшиеся станут небольшим меньшинством в войске, состоящем из персов, что Александр «утвердит свой престол в Азии», и они, возможно, уже не вернутся на родину. Воины угрожали царю бунтом.
В слепой ярости Александр спрыгнул с помоста и, сопровождаемый гвардейцами, прошел по рядам, указывая на главных смутьянов. Тринадцать человек были схвачены и уведены на казнь. Воины испуганно молчали. Тогда Александр, умевший во время кризисов принимать психологически верные решения, снова взошел на помост и с холодным презрением начал перечислять все блага и почести, полученные македонской армией еще от его отца Филиппа.
«Однако, – продолжал он, – все это меркнет по сравнению с тем, что сделал для вас я». С этими словами он стал перечислять все, что они от него получили. Царь горько упрекал своих воинов за их неверность и трусость. «Вы все хотите оставить меня? – кричал он. – Так уходите прочь! Я не желаю вас видеть!» Царь удалился в свой шатер, а его воины стояли в молчании, не зная, что им делать.
Как обычно в подобных случаях, Александр решил самоустраниться и выжидать. Толпа ветеранов окружила его шатер, но он не принимал их. На третий день он объявил, что формирует гвардейские части, подобные старым македонским элитным частям, из персидских «преемников». Кроме того, он пригласил представителей высшей персидской военной знати, объявив об их назначении на командные должности, которые раньше занимали только македоняне. Эти новые назначения означали также (по ахеменидской традиции), что новые военачальники считались «родичами царя».
