ШЕВАРДНАДЗЕ УЧИТ ТОРГОВАТЬСЯ
Торговля началась во время визита президента Франции в Москву 8 — 9 июля 1986 года. В ходе встречи Шеварднадзе с министром иностранных дел Франции Ж.— Б. Рэмоном, пожалуй, впервые проявился его переговорный стиль, которого он будет придерживаться потом последующие пять лет. Да и французы были в своем амплуа.
Накануне вечером команда советских переговорщиков собралась в кабинете у министра. Вопреки прежним обычаям расселись за большим столом для заседаний: с одной стороны министр, по правую руку которого сидел молчаливый и загадочный, как Будда, Ковалев, а по другую — его новые помощники С.П. Тарасенко и Т.С. Степанов. Это были помощники «по существу» — Тарасенко глубоко знал проблемы и фонтанировал оригинальными идеями, а Степанов, который приехал в Москву вместе с новым министром из Тбилиси, хорошо излагал их в несколько высокопарном стиле, который так любил Шеварднадзе. На противоположенной стороне стола в качестве оппонентов сидели переговорщики и руководители мидовских подразделений.
Министр внимательно читал подготовленную для него памятку и сравнивал её с директивами, время от времени давая указания добавить тот или иной пассаж. Дойдя до Стокгольмской конференции, он велел включить в памятку перенос самостоятельных учений ВВС на второй этап Конференции. Я стал протестовать: мы не можем этого делать — необходимо специальное решение Политбюро. Но Шеварднадзе сказал:
— Не волнуйтесь, пожалуйста, я обо всем договорился с Михаилом Сергеевичем.
Перешли к инспекциям. Министр спросил, какую позицию занимает французская делегация в Стокгольме? Я ответил, что она придерживается линии НАТО и настаивает на инспекции. Но есть и нюансы — посол Гашиньяр давал понять, что число инспекций может быть значительно сокращено. Один раз у него даже проскользнули слова — «установить квоту инспекций», хотя каких— либо конкретных цифр не называл.
— Вот и хорошо, — сказал Шеварднадзе. Давайте поймаем его на слове. Скажем Рэмону: мы обратили внимание на слова Гашиньяра, который высказал в неофициальном порядке мнение, что можно обозначить ежегодную квоту инспекции, которая была бы весьма ограниченной, к примеру, 1 — 2 инспекции в год.
Это делать нельзя, — стал возражать я. Гашиньяр этого не говорил, и мы подставим его — у него могут быть серьезные неприятности. И тут Шеварднадзе нас удивил:
— Уж если торговаться, то торговаться как следует, — сказал он. — На настоящем восточном базаре ни перед чем не остановятся, чтобы всучить вам товар. Учитесь у них, если уж занялись торговлей. А с Гашиньяром вашим ничего не случится. Французы разберутся и увидят, что он этого не говорил и тогда поймут, что мы им пробный шар забрасываем.
Быстро же научился новый министр азбуке дипломатии. Даже своих учителей обставил.
* * *
На следующий день, 8 июля, в Особняке МИД на улице Алексея Толстого начались переговоры министров. В отделанном белым мрамором зале, где когда— то плясали сталинские маршалы теперь чинно друг перед другом сидели французская и советская делегации. Дойдя до Стокгольмской конференции, Рэмон сказал:
— Как бы ни было интересно и притягательно Ваше предложение по сокращению обычных вооружений, предпочтительно идти по этому пути постепенно. Начинать надо не с сокращений, а с достижения договоренности по мерам доверия... Было бы хорошо, если бы Советский Союз и Франция договорились об общих подходах в Стокгольме по параметрам мер доверия.
После этого французский министр изложил известную позицию НАТО без каких— либо нюансов или подвижек. А Шеварднадзе в ответ выложил все наши новые идеи, заложенные в памятке, и забросил удочку насчёт инспекции со ссылкой на посла Гашиньяра. Он даже назвал параметр уведомления сухопутных войск — 18 тысяч человек. Я замер. Но он только добавил — это не последнее наше слово.
Рэмон не скрывал своего удовольствия.
— То, что Вы сказали сейчас, — заявил он,— произвело на меня большое позитивное впечатление. Крепнет уверенность, что мы сможем достичь успеха в Стокгольме.
Но со своей стороны не сделал ни одного, даже маленького, шага вперед. Только бросил вскользь: 6 тысяч — тоже наше не последнее слово. Однако это мы уже знали. Немецкая делегация в неофициальном плане называла уровень уведомлений в 10 тысяч. Даже Шеварднадзе был обескуражен столь неадекватным поведением французов:
— Но мы уже сделали шаг навстречу, а вы пока нет, — сказал он.
В ответ француз галантно улыбнулся и произнес замысловатую фразу насчет того, что «важно не только обеспечить равенство шагов навстречу друг другу, но, самое главное, найти разумные и устраивающие всю Европу уровни уведомления. Торговаться здесь французы не хотят. Я долгое время был послом в Марокко и помню, как можно сбивать цену у торговцев коврами».
Но Шеварднадзе был доволен. Это были, пожалуй, его первые настоящие переговоры, где не просто произносились общие слова о мире и дружбе, а состоялся настоящий дипломатический размен. Тут он впервые убедился, что мы его не обманываем, что соглашение в Стокгольме возможно, если сделать шаги, обозначенные в директивах.
* * *
После этого переговоры переместились в Кремль. Там витал в облаках Горбачёв, обсуждая с президентом Миттераном высокие материи международных отношений. Он был доволен: с французами намечалось некоторое совпадение оценок положения в мире, хотя больше в «теоретическом» плане. Миттеран рассказал ему о своём недавнем визите в США. По его словам, он прямо спросил Рейгана, — чего добиваются США?
— «Заинтересованы ли они в том, чтобы Советский Союз имел возможность направлять больше средств на цели экономического развития за счёт снижения в своём бюджете доли военных расходов? Или же, напротив, США стремятся измотать Советский Союз путём гонки вооружений, заставить советское руководство всё больше и больше средств выделять на непроизводительные расходы, на цели вооружения? Я откровенно сказал Рейгану (наша беседа проходила в узком составе, с американской стороны присутствовали Уаинбергер, Шульц, Пойндекстер): первый выбор означает мир, а второй войну».
— Наши мнения на этот счёт близки — с энтузиазмом откликнулся Горбачёв. — Действительно, первый выбор означает мир, а второй — войну.
Потом министры коротко доложили о проделанной ими работе. Шеварднадзе сказал:
— Считаю необходимым выделить прежде всего вопросы Стокгольмской конференции. Не будет нескромным сказать, что мы достигли хорошей степени взаимопонимания по кардинальным вопросам, обсуждавшимся на этом форуме.
Рэмон: Действительно, по Стокгольму мы выявили значительное взаимопонимание, и французская сторона весьма довольна состоявшимся обменом мнений. Делегации Франции в Стокгольме уже направлены указания вступить в контакт с советской делегацией для конкретной проработки обсуждавшихся сегодня вопросов. Однако необходимо сделать одно существенное замечание. Нам следует сохранять доверительный характер достигнутого серьезного сближения между Францией и Советским Союзом, публично не рекламировать его, поскольку обсуждение ведется 35 странами и подобная реклама могла бы не помочь, а напротив, повредить достижению общих договоренностей.
