Но пока что появление Птолемея в военном стане противников Цезаря и Клеопатры заметно осложнило ситуацию. Пусть Цезарь и полагал, что "для него будет благовиднее и почетнее вести войну с царем, чем с шайкой пришлых авантюристов и беглых рабов". Птолемей снял Ганимеда с командной должности, с одной стороны, избавив Цезаря и Клеопатру от самого искусного полководца противника, а с другой — появление царя было неким знаком, придающим мятежу характер законности. Он, по словам римлянина, "словно его выпустили из клетки на открытую арену, так энергично повел войну против Цезаря, что слезы, которые он обронил при прощании, были, очевидно, слезами радости".
И поначалу победа Цезаря вовсе не казалась очевидной, ведь в окружении Птолемея еще оставались умные и опытные командиры. "Прежде всего он подвергся опасности остаться без воды, так как водопроводные каналы были засыпаны неприятелем, — комментирует происходившее в Александрии Плутарх. — Затем враги пытались отрезать его от кораблей. Цезарь принужден был отвратить опасность, устроив пожар, который, распространившись со стороны верфей, уничтожил огромную библиотеку. Наконец, во время битвы при Фаросе, когда Цезарь соскочил с насыпи в лодку, чтобы оказать помощь своим, и к лодке со всех сторон устремились египтяне, Цезарь бросился в море и лишь с трудом выплыл. Говорят, что он подвергался в это время обстрелу из луков и, погружаясь в воду, все-таки не выпускал из рук записных книжек. Одной рукой он поднимал их высоко над водой, а другой греб, лодка же сразу была потоплена".
Цезарь сжег свои корабли, чтобы они не достались противнику. "С их захватом враги надеялись отбить у Цезаря его флот, завладеть гаванью и всем морем и отрезать Цезаря от продовольствия и подкреплений… Поэтому и сражались с упорством, соответствовавшим значению этой борьбы: для одних от этого зависела скорая победа, для нас — наше спасение. Но Цезарь вышел победителем и сжег все эти корабли вместе с теми, которые находились в доках, так как не мог охранять такого большого района малыми силами". Относительно того, насколько сильно пожар повредил Александрийскую библиотеку, мнения расходятся — кто говорит о ее полном уничтожении задолго до намеренного поджога уже в Средние века, кто-то утверждает, что пламя, достигшее хранилища свитков, было сразу потушено, не причинив ущерба.
Но в конечном итоге удача оказалась на стороне Цезаря. И, конечно, Клеопатры, которая не только удержалась на престоле, но и избавилась от всех родственников, способных представлять опасность.
"Внедрив во вражескую армию Птолемея и лишив ее тем самым предводителя, Цезарь добивается перелома в ходе войны, — уверен Пьер Деке. — Он переходит в наступление. Он сражается на море и идет ускоренным маршем навстречу армии поддержки во главе с Митридатом, соединяется с нею, бросается тотчас в битву и после двух дней непрерывных боев опрокидывает египтян в Нил. В этой бойне погибают двадцать тысяч солдат и двенадцать тысяч сдаются в плен. Среди выброшенных Нилом тел опознают Птолемея. Цезарь врывается в Александрию, потрясая золотым доспехом царя, свидетельством своей победы".
Хотя насчет доспеха и тела Птолемея существует и строго противоположное мнение, изложенное той же Стейси Шифф: "Кое-кому удалось спастись, но Птолемей, судя по всему, погиб; впрочем, гибель царя не оплакивали даже его вчерашние советники. Тела так и не нашли, хотя Цезарь приложил немало усилий, чтобы раздобыть золотые царские доспехи. Нил издавна считался волшебной, целительной рекой; его воды уносили и цариц в мешках, и младенцев в корзинах. Не хватало еще, чтобы царевич воскрес". Кстати, в будущем самозванец, выдававший себя за Птолемея, все же появился, но особого успеха не имел — простые египтяне все царствование Клеопатры искренне любили свою повелительницу.
ЛЮБОВЬ НА ВОДАХ НИЛА
Как бы то ни было, победил Цезарь — и вместе с ним Клеопатра. Жители Александрии вышли на улицы в покаянных одеждах встречать победителя. Были продемонстрированы и сейчас, и позже по время триумфа в Риме доспехи царя Птолемея, вопрос: те ли, что были на нем в бою… Но подобные проблемы с символами и вещественными доказательствами во все времена решались достаточно легко. Арсиною привезли в Александрию закованной в кандалы.
Клеопатра могла с полным правом торжествовать. Никто из римских историков не сомневался в том, что Александрийскую кампанию Цезарь затеял исключительно ради египетской царицы. Плутарх категорично утверждал: "Что же до египетской войны, то эту кровопролитную, бесславную и совершенно бесполезную кампанию он развязал исключительно из страсти к Клеопатре".
Клеопатра совершает путешествие по Нилу. Неизвестный художник
Дион Кассий повторял за ним без малейших сомнений: "Цезарь передал Египет Клеопатре, ради которой он и вступил в эту войну". Разумеется, были приняты меры для соблюдения внешней благопристойности. Царица официально вышла за младшего брата, но, пишет Дион Кассий, "то было одно притворство, царица правила одна, а Цезаря принимала у себя по ночам". Плутарх чуть более учтиво, но недвусмысленно писал, что Цезарь проводил дни со своим войском, а ночи — в объятиях Клеопатры. "Их предприятия становятся отныне совместными, так же как общей была победа. Для Рима протекторат над Египтом выгоднее любой оккупации".
Сам же Цезарь оставил сугубо благопристойный отчет о своей деятельности: "…передал царскую власть младшему сыну; и старшей из двух дочерей, Клеопатре, которая сохранила верность ему и всегда оставалась в его ставке, а младшую, Арсиною, от имени которой, как мы указали, долго и с необузданностью деспота управлял царством Ганимед, он решил низложить, чтобы мятежные люди не возбудили снова распрей и раздоров, прежде чем успеет укрепиться власть новых царей. Взяв с собой 6-й легион, состоявший из ветеранов, он оставил в Александрии все прочие, чтобы новые цари укрепили этим свою власть, ибо они не могли обладать ни любовью своих подданных, как верные приверженцы Цезаря, ни упрочившимся авторитетом как возведенные на трон несколько дней тому назад. Вместе с тем он считал вполне согласным с достоинством римской власти и с государственной пользой защищать нашей военной силой царей, сохраняющих верность нам, а в случае их неблагодарности той же военной силой карать их. Покончив со всеми делами и устроив их указанным образом, он отправился сам сухим путем в Сирию".
Но до тех пор, когда Цезарь отбудет в Сирию, оставались еще более приятные заботы, нежели война с мятежниками. Наконец-то он может в полной мере наслаждаться обществом Клеопатры. "Произошло нечто из ряда вон выходящее в жизни Цезаря: его страсть не угасает, — пишет Декс. — Это не мимолетное увлечение, как можно подумать, начитавшись современных писателей, в чьих ушах стоят жалобы римских любовниц Цезаря, Клеопатра похитила у них победителя Помпея Великого, скажем короче: победителя. Ради этой чужеземки, этой интриганки Цезарь бросил их, покинул Рим. Этих дам даже в самом цветущем возрасте Цезарь не удостаивал, о нет, не удостаивал таким вниманием. А Рим — это город с замашками базара и столицы одновременно, тот, кто в нем рожден, не потерпит, чтобы его сочли за ничтожество. И вдруг — пожалуйста, эта египтянка, это дитя Востока! Каким волшебством, каким приворотным зельем, какой черной магией она смогла покорить Цезаря?"
