Для Клеопатры такое поведение Антония означало бы теперь полную катастрофу. "Ситуация для нее была иной, чем зимой 40 года после встречи в Тарсе, — замечает Декс. — Ее подданные тогда считали, что она забавлялась с Антонием, рожая ему близнецов, как некогда забавлялась с Цезарем. У Антония, так же, впрочем, как у Цезаря, была жена римлянка, и он заменил ее Клеопатрой, когда та умерла, так что ничего особенного в этом не усматривали". Но если бы теперь, когда Антоний бросил ради Клеопатры Октавию, заключил с египетской царицей законный брак, он бы вдруг воспользовался предоставленной возможностью вернуться к прежней супруге, это означало бы для Клеопатры не только личное, но и политическое поражение. Агрессивные соседи — те же парфяне, тот же иудейский царь Ирод, уже не раз продемонстрировавший свое коварство, — неминуемо воспользовались бы подобной ситуацией. И если личное разочарование Клеопатра еще как-то смогла бы пережить, то угрозу своему престолу она готова была отводить любыми способами. Ведь было ясно: Октавиан не остановится на пол пути. Он не удовлетворится видимостью примирения между Антонием и Октавией, он добьется того, что Антоний окончательно порвет с египетской царицей. А это означает неминуемую аннексию Египта Римом или раздел страны между сопредельными, опять же подвластными Риму правителями. Что грозит Клеопатре не только потерей короны, но и обрекает на гибель ее детей…
Клеопатра на террасе. Художник Ф.-Л. Бридгман
И тут судьба дарует царице в 35 году до н. э. небольшую передышку. Во-первых, Октавиану становится пока не до войны за Египет — он изрядно застрял, ввязавшись в военные действия в Иллирии и Паннонии. Да и Антоний оказался не готов вернуться к Октавии — он написал ей письмо, в котором категорически не рекомендовал появляться в Александрии. По свидетельствам римских историков, получив послание от Антония, Октавия сумела сохранить спокойствие и с достоинством осведомилась, куда и как ей надлежит отправить солдат, снаряжение и подарки.
Но Плутарх и прочие молчат о том, в какой степени вообще идея поездки принадлежала Октавиану, а в какой — самой бывшей супруге Антония. Вряд ли у Октавии изначально были иллюзии относительно чувств мужа, она прекрасно понимала, что их брак заключен по политическим мотивам. Но это не значит, что она была свободна от ревности. Да и такая милая деталь, как оставшиеся у нее на руках дети — ее и Антония, а также его отпрыски, рожденные Фульвией, — играла свою роль. Желание вернуть детям отца во все времена считалось вполне благородным побуждением, даже если оно толкало на своеобразные поступки.
Плутарх сообщал: "Новые и самые радужные надежды открывались Антонию. Если в прошлый раз, чтобы одолеть парфян, ему недостало, по-видимому, лишь одного — многочисленной конницы, вооруженной луками и стрелами, то теперь она была в его распоряжении, и вдобавок без всяких просьб с его стороны, напротив, он еще оказывал услугу другому…"
Что заставило Антония отказаться от такого ясного шанса на полное примирение с Октавианом? "В глазах Антония Октавия является символом его вынужденного компромисса с Октавианом, — анализирует психологический расклад непростого противостояния Декс, — она толкает его к необходимости поминутно следить за каждым своим шагом, считаться со всеми римскими делами и интригами, она как бы обязывает его учитывать живучие антимонархические тенденции Рима. Зато Клеопатра — это независимость, свобода, это счастье ощущать себя автократором, который сам себе закон, это счастье быть царем".
Периодом спокойствия Антоний и Клеопатра воспользовались для организации ряда торжеств, призванных укрепить внешнее впечатление незыблемости их власти. И важнейшим из них стала коронация детей Клеопатры. Присутствовать при ней в александрийском гимнасии была приглашена и вся местная знать, и народ. На обширной площадке, декорированной со всей возможной роскошью, на двух золотых тронах восседали Антоний и Клеопатра. Рядом с ними, на четырех тронах поменьше, разместились все дети — Цезарион, Александр Гелиос, Клеопатра Селена и малыш Птолемей.
Плутарх подробно описал эту церемонию: "Еще одну волну ненависти Антоний вызвал разделом земель между своими детьми, устроенным в Александрии и полным показного блеска, гордыни и вражды ко всему римскому. Наполнивши толпою гимнасий и водрузив на серебряном возвышении два золотых трона, для себя и для Клеопатры, и другие, попроще и пониже, для сыновей, он прежде всего объявил Клеопатру царицею Египта, Кипра, Африки и Келесирии при соправительстве Цезариона, считавшегося сыном старшего Цезаря, который, как говорили, оставил Клеопатру беременной; затем сыновей, которых Клеопатра родила от него, он провозгласил царями царей и Александру назначил Армению, Мидию и Парфию (как только эта страна будет завоевана), а Птолемею — Финикию, Сирию и Киликию. Александра Антоний вывел в полном мидийском уборе, с тиарою и прямою китарой, Птолемея — в сапогах, македонском плаще и украшенной диадемою кавсии. Это был наряд преемников Александра, а тот, первый, — царей Мидии и Армении. Мальчики приветствовали родителей, и одного окружили телохранители-армяне, другого — македоняне. Клеопатра в тот день, как всегда, когда появлялась на людях, была в священном одеянии Исиды; она и звала себя новою Исидой".
Антоний произнес торжественную речь — по-гречески! — в которой объявил, что Клеопатра, супруга божественного Юлия Цезаря и его законная вдова, царица Египта, Ливии, Сирии и Кипра, будет носить отныне титул царицы царей. Законный сын Цезаря и Клеопатры Цезарь Птолемей, он же Цезарион, будет, согласно египетскому обычаю, царствовать совместно с матерью и носить титул царя царей. Александру Гелиосу предстоит быть царем Мидии, Армении и Парфии. Клеопатра Селена получит в свой удел Киренаику, а младший Птолемей станет царем Киликии. Клеопатра, выслушав речь, удалилась, чтобы вскоре появиться вновь уже в самых торжественных церемониальных одеяниях богини Исиды. Современники, оставившие воспоминания об этой великолепной коронации, не заостряют внимания на возрасте Цезариона, которому могло быть и тринадцать лет, если он родился вскоре после отъезда Цезаря из Александрии, и на три года меньше, если старший сын Клеопатры увидел свет уже после смерти отца. Но тот факт, что вскоре Клеопатра уже начнет поручать Цезариону самостоятельно вершение некоторых дел правления, заставляет предположить, что первый вариант все же чуть ближе к реальности. Александру и Клеопатре исполнилось шесть лет, это достоверно известно, равно как и то, что маленькому Птолемею было два года. Дети успешно сыграли свои роли в церемонии, которая прошла с безупречным великолепием.
Но это был уже вызов. Публично объявить Птолемея Цезаря, Цезариона, законным сыном "божественного Юлия" означало явное и недвусмысленное противопоставление его тому, кто был приемным сыном Цезаря и официальным его наследником, то есть Октавиану.
Пока что тот лишь призывает Марка Антония вспомнить о главенстве интересов Рима, о традиционно строгой морали (до "развратного Рима" времен императоров было еще далеко!). Антоний в ответ пишет простым солдатским слогом обличительные письма, в которых напоминает Октавиану, что он и сам не без греха. В сильно смягченном переводе это выглядит так: "Отчего ж это ты, Октавиан, изменил ко мне свое отношение? Оттого, что я сплю с царицей? Но она моя законная жена, к тому же не со вчерашнего дня. И это продолжается девять лет, не так ли? Но за эти девять лет ты преуспел не с одной только Ливией, правда? Что ж, на здоровье. Может, сейчас, читая эти строки, ты милуешься с Тертуллой, или Терентиллой, или Руфиллой, или с Сальвией Титизенией, а может, с кем-то еще? Какое мне, в конце концов, дело, на кого капают твои слюни?"
