— Вот что я придумал, — ответил Джелме. — Если меня поймают, то я им скажу: «Я задумал бежать к вам. Но они догадались, схватили меня и собирались убить. Они раздели меня и уже начали стягивать последние штаны, как мне удалось бежать». Они поверили бы мне, дали бы одежду и приняли бы к себе. Но разве я не вернулся бы к тебе на первой попавшейся лошади?
Преданность Джелме пришлась Чингисхану по сердцу.
— Что скажу я теперь? — проговорил он взволнованно. — Некогда, когда меркиты трижды облагали Бурхан, ты в первый раз спас мою жизнь. Теперь снова ты спас мою жизнь, отсасывая засыхавшую кровь, и когда томили меня озноб и жажда, ты, рискуя собой, проник в неприятельский стан и, утолив мою жажду, вернул меня к жизни. Пусть же пребудут в душе моей три эти заслуги!
Речи простые и величественные, озаряющие светом благородства эту мрачную и кровавую историю.
Когда совсем рассвело, Чингисхан увидел, что вражеская конница исчезла, оставив на произвол судьбы свой народ. Несмотря на рану, он взобрался на лошадь, намереваясь собрать всю эту толпу, чтобы увести с собой. На одном из холмов Темучжин заметил женщину в белом платье, которая плакала и громко его звала. Это была Хадаан, дочь того Сорган-Ширы, который, когда Есугаев сын был еще ребенком, спас ему жизнь. Она звала Чингиса на помощь, так как его воины схватили ее мужа-тайчжиуда и собирались убить. Хан погнал коня к сопке во весь опор. Подскочив к женщине, он спрыгнул и крепко ее обнял. Увы, его помощь запоздала: муж Хадаан был уже мертв.
Пока Чингис собирал разбежавшихся по долине тайчжиудов, снова наступила ночь. Сострадая дочери Сорган-Ширы, он посадил ее возле себя.
Наутро к Чингисхану пришел сам Сорган-Шира.
— Когда-то, — сказал ему Темучжин, — ты и твои сыновья освободили меня от проклятой колодки. В тот день вы спасли мне жизнь. Почему же потом вы ко мне не присоединялись?
Тот отвечал:
— Уже давно я втайне был предан тебе. Но как мне было спешить? Поторопись я перейти к тебе раньше, тайчжиудские нойоны непременно прахом пустили бы по ветру все, что осталось бы после меня: и семью, и скот, и имущество мое. Вот почему я не мог торопиться. А вот теперь-то я поторопился и явился воссоединиться с моим ханом.
«Это я стрелял с горы!»
Одновременно с Сорган-Широй к Чингису пришел молодой воин по имени Чжирхоадай. Он принадлежал к роду бесут, входившему в состав тайчжиудского народа. В битве под Койтеном он ранил в шею боевого коня Темучжина, прекрасного светло-гнедого скакуна с белой мордой. Впрочем, дело обстояло так: после койтенского сражения вместе с другими тайчжиудами юноша спрятался, но во время охоты, устроенной победителями, оказался обнаруженным загонщиками. Узнав Чжирхо, Чингис приказал было его связать, но Боорчу попросил у хана почетного разрешения сразиться с доблестным витязем в поединке. По случаю этого состязания в стрельбе из лука Чингис одолжил Боорчу свою знаменитую беломордую саврасую лошадь. Боорчу отъехал, выстрелил, но в Чжирхо не попал. Тот же оказался более метким, и его стрела угодила в лошадь соперника. Бесут ускакал. Теперь, не имея средств к существованию, он возвратился и предложил свои услуги хану. Устремив на него свой пронзительный взгляд, тот спросил:
— Кто прострелил шейный позвонок моему беломордому саврасому боевому коню? С горы-то…
[34]
— Это я стрелял с горы! — был ответ тайчжиуда. — Если хан повелит казнить меня, то останется от меня только мокрое место с ладонь. Если же хан на то соизволит, то вот как послужу ему:
Трясины и топи пройду,
С налету бел-камень пробью.
Мне молвишь:
Громи!
На врага!
Синь-камень я в прах сокрушу!
Назад ли прикажешь подать,
Я черный кремень разнесу!
Ответ Покорителю Вселенной понравился.
— Он не только не отпирается, — сказал он, — но еще и сам себя выдает с головой. Он достоин быть товарищем… Мы прозовем его Джебэ за то, что прострелил моего Джэбэльгу, моего саврасого, моего беломордого… Будь при мне, Джебэ!
Так тайчжиудский воин сделался соратником Героя, а имя, которое этот юноша получил от него, вошло в вечность. Не кто иной, как Джебэ, завоевал для своего господина Семиречье, Кашгарию, а также победил персов, грузин и русских.
«Я должен был бы вас казнить!»
Тайчжиуды были окончательно усмирены. Это монгольское племя, состоявшее в тесном родстве с кланом Темучжина и когда-то подчинявшееся его отцу, взбунтовавшись, стало причиной бед, обрушившихся на Героя в юности. Теперь он принудил его к покорности посредством силы.
Тайчжиудские нойоны: Аучу-баатур, Ходан-орчан, Худу-идар, — были им истреблены вместе с детьми, детьми их детей, и весь род их был развеян, «аки пепел». Сам же народ он увел зимовать в урочище Хубухай.
Однако главный вождь тайчжиудов, Таргутай-Кирилтух, давнишний враг Чингиса, преследовавший его в детстве, человек, когда-то надевший на него колодку, сумел спрятаться в лесах. Но трое его слуг, один из которых, Ширгуст, а также его сыновья Алах и Наяа, воспользовавшись бедственным положением Таргутая, предали его и объявили своим пленником. Погрузив на повозку хана, изменники повезли его к Чингису. Узнав об этом, на выручку Таргутаю поспешили его сыновья и братья. Но Ширгуст влез на телегу, навалился на пленника сзади и выхватил нож.
— Твоя родня хочет тебя освободить, — сказал он ему. — Убью ли я тебя или нет — все одно мне не жить, потому что я тебя предал. Так что придется отрубить тебе голову.
Ширгуст поднял руку. Таргутай что было сил крикнул сыновьям:
— Не приближайтесь! Иначе он меня убьет! Уходите, если вам дорога моя жизнь!
Он рассчитывал, что, попав к Герою, наверняка сумел бы его разжалобить напоминанием о том, как при Есугае храбром «обучал маленького Темучжина, словно молодого коня-двухлетку…».
Ширгуст между тем повез пленника дальше. Его более рассудительный сын Наяа заметил, что следовало бы лучше знать характер Чингисхана, который предателей ненавидит так, что заранее можно предположить, какой прием он им окажет.
— Если мы приедем с этим захваченным Таргутаем, — заявил он, — то Чингисхан присудит нас к смертной казни. Они, скажет он, наложили руки на своего природного хана. Какое может быть доверие к холопам, наложившим руки на своего природного государя? Такими же верными друзьями будут они и нам! Холопов, нарушивших присягу, только и следует, что укорачивать на голову! Давайте-ка лучше скажем, что мы пришли с тем, чтобы отдать себя целиком на служение Чингисхану.
Выслушав сына, Ширгуст отпустил пленника на все четыре стороны, а сам с обоими своими сыновьями сдался на милость Героя.
— Мы взяли в плен Таргутай-Кирилтуха, чтобы отдать его тебе, но так и не решились предать того, кто был нашим законным господином. Мы его отпустили и пришли одни, желая присягнуть тебе на верность!
