Всю оставшуюся дорогу они молчали, и лишь однажды, перед старым мостом, он проронил:
– Голову пригни…
На следующий день он уехал.
А вечером Степан Андреевич собрал своих домочадцев и за торжественным ужином сообщил, что окончательное примирение с сыном состоялось и теперь он с чистой совестью может умереть.
– Будет вам! – хлопотала вокруг него Мура. – Вы еще орел… Рановато о смерти думать! А что, Павел-то надолго уехал?
Она произнесла вслух вопрос, который занимал всех.
– Не знаю… – осклабился Степан Андреевич, еще более походя на Кощея Бессмертного. – Мой сын – не бездельник, у него свое дело. Возможно, когда-нибудь в ближайшем будущем он снова навестит нас…
Июль начался с небывалого, изнуряющего зноя, перед которым меркла июньская, веселая жара, – ни ветерка, ни дождика, и даже ночью густой пылающий воздух не приносил отдыха. Земля растрескалась, а трава пожухла…
– В сентябре, после свадьбы, поедем в свадебное путешествие, – в один из вечеров сказал Викентий Оле. – К морю… как ты на это смотришь?
– Это было бы здорово! – мечтательно вздохнула она.
Они сидели на крыльце своего флигеля и смотрели, как сад постепенно погружается в темноту. Где-то сверху звякнула оконная рама.
Викентий мельком посмотрел вверх.
– Маму жалко… Раньше мы всегда вместе ездили в туристические поездки. Слушай, может, и в этот раз возьмем ее с собой?..
– В свадебные путешествия мам не берут, – тихо произнесла Оля. – И вообще, ты же знаешь, мы не особенно ладим с Эммой Петровной…
– Вот и помирились бы… Да ладно, ладно, я пошутил! – хмуро произнес он, глядя на ошеломленное Олино лицо. – Кстати, ты знаешь, что я купил у Силантьева твой портрет?
– Купил? – удивленно переспросила она.
– А ты думала, он бесплатно тебе его подарит? – фыркнул Викентий. – Ярослав Глебович еще не все мозги пропил…
– Надо же… А за сколько?
– Задорого, – значительно произнес Викентий. – Он бы все равно его продал. Знаешь, не хотел бы, чтобы твой портрет висел в какой-нибудь галерейке на Крымском Валу, а потом пропадал бы в пентхаусе нового русского…
– Ты опять шутишь! – засмеялась Оля. – До сих пор не могу поверить, чтобы Силантьева так высоко ценили… Да и картина так себе!
– Ты ничего не понимаешь в искусстве! – рассердился Викентий. – К тому же если старик помрет, то его картины сразу подскочат в цене. Степан Андреевич потому и терпит его у себя, что знает, Силантьев не простой пьяница… Все потом скажут: «Ах, благороднейший мэтр, приютил у себя бедного художника, какой он необыкновенный человек!»
– Неужели?
– А вот представь себе! Старик Локотков никогда ничего не делает просто так… – с раздражением закончил Викентий.
– Ладно, ладно, я верю… – Оля разгоряченной щекой потерлась о его плечо. – Только не сердись на меня!
– Я не сержусь, но ты, Оленька, в который раз проявляешь фантастическое неведение… Это все результаты воспитания твоей тетушки!
– Бедная тетя Агния, она ни в чем не виновата…
Но Оля не договорила – Викентий неожиданно повернул ее к себе и стал целовать.
– Жарко!.. – Оля попыталась отстраниться.
– Тихо, тихо… – он потянул ее за собой, в дом.
Скрип старой кровати.
Едва сдерживаемое дыхание.
И еще один поцелуй – на прощание…
Потом Оля долго не могла уснуть. Какое-то беспокойство овладело ею… До такой степени, что в половине второго ночи она оделась и вышла в сад.
Душная, тяжелая тишина.
Она села на теплый камень возле разрушенного бассейна. На темно-синем небе плыл желтый ломтик луны… Бог знает почему, но думала Оля сейчас о Павле. Интересно, где он, что сейчас делает?..
– …заказчики со сроками подгоняют, а ты, Степаныч, ерундой какой-то занимаешься! – прокричал Сашка, заходя в кузницу.
Павел, полуголый, в широком кожаном фартуке, в защитных очках, стоял у пневматического молота, специальными щипцами ловко переворачивая какой-то непонятный предмет. В горне горел огонь, отбрасывая оранжевые отблески на блестящее от пота лицо Павла. Ритмичный грохот.
– Вот что это за хрень, а? Ты можешь мне хотя бы объяснить?..
– Отстань… Я тебе говорю, все мы успеем! – огрызнулся Павел.
Он снова сунул железку, над которой работал, в горн. Накалил и снова принялся гнуть ее уже вручную, молотом поменьше.
Сашка махнул рукой и развернул на дубовом неструганом столе, стоявшем у стены, рисунки каминных решеток, которые им заказал месяц назад владелец одного из коттеджей на Рублево-Успенском шоссе.
– Степаныч, вензеля какие-то мудреные придется ковать… Что они хоть значат?
– Инициалы имени хозяина, вот что!.. – крикнул Павел, не отрываясь от работы. – Я, Сашка, почти закончил!
Падал и поднимался молот, сыпались искры в разные стороны, а Павел снова и снова, в который уж раз, вспоминал события недавнего времени…
…В конце зимы в его дом под Звенигородом позвонила Мура и сказала, что Степан Андреевич сейчас в Москве и очень ждет Павла к себе. Сказала и бросила трубку, словно не желала слушать возражений…
Это так взбесило Павла, что он дня три ходил словно пьяный и мысленно поносил и своего отца, и его бесцеремонную домработницу, и всех милых родственничков в придачу… Сашка даже испугался: что это такое с напарником – ходит с каменным лицом и ничего не замечает!
Тем не менее Павел в скором времени отправился в Москву. Там, рядом с Бульварным кольцом, у него тоже была квартирка, оставшаяся от матери. Он точно знал, что к отцу все равно не пойдет, но почему-то поехал в столицу…
В его отсутствие за квартирой присматривала баба Аня – старуха-соседка, которую он знал с детства и по детской привычке до сих пор называл Бабаней.
– Что бы ты без меня делал, милый… – запричитала она, встретив Павла. – Без меня бы тут все пылью заросло! Все в Москву рвутся, а он, ишь ты – наоборот!
– Каждому свое, Бабаня…
– Скажешь тоже! Мне вот сейчас задаром эта деревня не нужна!
– Я не в деревне, я в пригороде живу…
Пытаясь хоть как-то оправдать перед самим собой свой приезд, Павел решил без всякого предупреждения заглянуть к школьному товарищу, поскольку номер его мобильника он давно потерял…
Выехал из дома утром, сияло солнце, черная жижа чавкала под колесами. Москва за время его отсутствия нисколько не изменилась: все та же суета и нагромождение разнообразной рекламы – на домах, вдоль дороги, на каждом фонарном столбе в виде щитов, плакатов, неоновых вывесок, металлических конструкций… Попрошайки на каждом углу.
