– Она в тебя влюблена, – спокойно произнесла Лера, закуривая новую сигарету. – Разве ты не замечал? Кристина без ума от тебя…
– Кристина?.. – повернулся Иван. – Это правда?
– Точно! – завопил Кирилл, поправляя на плечах куртку. – Втрескалась по самые уши! Степан Андреевич, она вообще не в себе!
– Оленька, я не понимаю, что тут происходит?.. – шепотом спросила тетя Агния. – Кто эти люди?
– Замолчите! Замолчите все! – страшным голосом закричала Эмма Петровна. – Что за мышиная возня! По сравнению с тем, как поступили с моим сыном…
– Ну бросила его Оля, ну и что теперь! – презрительно воскликнула Кристина. – Подумаешь, удивили…
В этот момент на веранду поднялся Силантьев и, стараясь оставаться незамеченным, стал красться к буфету.
– Она не просто его бросила, она связалась с Павлом!
– Что творится-то… – в восторге, громко, прошептала Мура.
– Да идите вы к черту! – Викентий снова попытался захлопнуть окно. – Вам-то что за дело? Своей жизни нет, так теперь в чужую лезете?!
Степан Андреевич, осклабившись, палкой подтянул к себе следующий снимок. В его глазах сиял неподдельный интерес.
– Лера, так ты считаешь, мне не стоит ей верить? – с улыбкой, больше похожей на маску, спросил Иван.
– Как хочешь, – сухо произнесла Лера.
Ярослав Глебович в это время достал из буфета бутылку с прозрачной жидкостью и стал тихонько пробираться назад.
– Тюфяк! – с презрением произнесла Эмма Петровна. – Да ты им всегда был… Несчастный рогоносец. Все, все знали, что у твоей жены роман с этим прохвостом… – Она кивнула на Кирилла. – …только ты был слепым. Недаром же говорят, что обманутые мужья или жены узнают все последними!
– Он не тюфяк, он просто… он просто святой человек! – рассердилась Кристина, спрыгнув со стола. – Он не видит грязи, потому что в нем ее нет! Ты вот, Ваня, знал, что Лера с самого начала обманывала тебя?
Оля, которая уже постепенно начала двигать тетю Агнию к двери, моментально встрепенулась:
– Кристина, не надо!
Кристина пропустила ее слова мимо ушей.
– …эта история с Павлом, помните? Как ты думаешь, почему Лера тогда оказалась на улице без одежды? Павел просто застал ее с очередным любовником и вытолкал из дома! И он ее не бил, она сама там где-то свалилась на лестнице, потому что была босиком, поскользнулась… Все элементарно!
Иван побледнел.
– А и правда! – с чувством произнесла Мура.
– Нет, это невыносимо! – Викентий схватился за голову и выбежал вон.
– Кристина, я же тебя просила! – Оля затрясла ее за плечи. – Ты так ничего не добьешься!
Иван сел в кресло и закрыл лицо руками.
Кристина оттолкнула Олю и бросилась к нему, упала перед ним на колени.
– Ваня, Ванечка, не плачь! – Голос ее дрожал от нежности, она сама едва не плакала. – Да, это правда – я люблю тебя. Я… мне от тебя ничего не нужно, я просто люблю тебя! Лера все ждет, когда Степан Андреевич умрет и оставит тебе наследство…
– Да ничего я не жду! – с презрением произнесла Лера. – Разве вы не видите, что мне на все, на все наплевать! Вы мне до смерти надоели!
– …нет, она ждет! Она тебя ненавидит! А ты для меня самый лучший, самый умный, самый красивый… – Кристина принялась целовать у Ивана руки. – Она знала, что Кирилл вор, и все равно связалась с ним…
– Вор! – неистово закричала Мура, опираясь руками на подоконник, словно собиралась запрыгнуть в комнату. – Ты смотри, что делает… Держите его! Скатерть мою еще тогда упер…
– Да не крал я ваших скатертей! – заорал Кирилл. – Чокнутая!
– Вор!!!
– Ну, не такой уж и вор… – меланхолично произнес Степан Андреевич, листая папку, которую ему подбросила Кристина. – Так, мелочишка… Другие больше воруют. Я, по правде, и не обращал на это внимания. Навскидку тыщ сорок долларов, да, Кирюша?
– Степан Андреевич, это недоразумение! – застонал Кирилл.
– Я и говорю, другие больше воруют, – закивал Степан Андреевич. – А вот со скатертью нехорошо… Немедленно верни Муре!
– Да не он скатерть украл, а ваш разлюбезный Силантьев! – с досадой завопила Мура. – А сейчас, я видела, он водку из буфета стащил! Вон, вон – горлышко у него из кармана торчит!
Силантьев, который уже взялся за дверную ручку, показал кукиш Муре. И в тот же момент его почти сшиб с ног Викентий, он вернулся вместе с картиной, на которой была изображена Оля.
– Вот она… – сказал мрачно Викентий, показывая всем портрет. – Видите, да?
– Как живая! – невольно ахнула тетя Агния, сложив руки на груди.
– Кеша, что ты хочешь сделать? – с беспокойством спросила Эмма Петровна.
– А вот что… была живая, а стала мертвая! – Викентий схватил лежавший на столе нож и принялся остервенело кромсать картину.
У Оли побежали мурашки по спине.
Иван оторвал от себя Кристину.
– Кеша, друг, что ты делаешь? – дрожащим голосом спросил он. – Это уж вовсе ни к чему…
Тетя Агния вдруг стала оседать, Оля едва успела подхватить ее, помогла сесть на стул.
– Что-то мне нехорошо… – просипела тетя Агния, пытаясь расстегнуть на себе пальто.
– Да что же ты у меня такая нежная… – с досадой пробормотала Оля, помогая ей. – Подумаешь, картину он порезал…
– Вот она, моя скатерть! Нарисованная! – торжествующе закричала Мура. – Видели, да? Была, а теперь нету! Я вам говорю, он ее пропил!
– Правильно… – вдруг сказала Эмма Петровна и принялась топтать раму ногами. – Так ей и надо!
– Вы все сумасшедшие! Сумасшедшие тетки! – сказал Силантьев, с сожалением глядя на то, что осталось от его творения. – Что Мура, что, простите, вы, Петровна. Демоны осени…
– Кто-кто? – с интересом спросил Степан Андреевич, отложив папку.
– Демоны осени! Это я так называю особ их возраста, – ядовито пояснил Силантьев. – Самые страшные существа на планете, хуже ядерной бомбы… От бомбы только локальные разрушения, а они, эти тетки, везде, в каждом уголке земли!
– Красиво… – покачал головой Степан Андреевич. – Вы, Ярослав Глебович, не будете против, если я это сравнение использую в одной из своих статей?
– Да ради бога…
– Ах, так вы меня даже всерьез не воспринимаете?! – в отчаянии закричал Викентий и снова убежал.
– До чего ты довела моего сына? – с ненавистью сказала Эмма Петровна, медленно приближаясь к Оле. – Посмотри, что ты с ним сделала!
– Офелия… дивное создание! – не обращая никакого внимания на свою невестку, произнес с мечтательной улыбкой Степан Андреевич. – Помните, как у Рембо? У Артюра Рембо, замечательного французского поэта?.. «По сумрачной реке уже тысячелетье плывет Офелия, подобная цветку; в тысячелетье, безумной, не допеть ей свою невнятицу ночному ветерку…» А дальше гениальные строчки – «Свобода! Небеса! Любовь! В огне такого виденья, хрупкая, ты таяла, как снег; оно безмерностью твое глушило слово, и бесконечность взор смутила твой навек…» Вы догадывались, что от любви можно сойти с ума?..
