Заглянул заместитель директора завода, приятель Матвеева.
– Привет, Иваныч, – поздоровался он. – Хорошо съездил?… – И не дождавшись ответа, добавил: – Нашу новость слышал? Вроде мужик неплохой…
– Понравился уже? – Матвеев прищурился, словно от яркого света.
– Мне что, с ним рыбу ловить?! – замечание задело замдиректора. – Работа есть работа, а он не только твой начальник, но и наш тоже.
– При чем здесь завод? – удивился Матвеев.
– В том-то и вся штука, что теперь КБ как бы над предприятием становится, – пояснил замдиректора. – Не вы у нас, а мы при вас… – Это интересно, – оживился Матвеев. – КБ крошечное, а завод – махина.
– Что слышал, то и говорю! – отрезал замдиректора. – Только к чему все приведет, не знаю. Вот какие дела, Иваныч! Так что держись, он и к тебе скоро нагрянет.
– А как ведет себя?
– Больше слушает, чем говорит. Слушает хорошо, вдумчиво…
Ушел замдиректора. От разговора остался неприятный осадок.
Звонок. Вызывали к директору.
В кабинете ждали директор и Янгель.
Михаил Кузьмич поднялся навстречу Матвееву, улыбнулся:
– Здравствуйте, Иван Иванович! Хочу представиться: я назначен главным конструктором ОКБ.
Матвеев заметил, что у Янгеля виски тронуты сединой.
– Наслышан, – сказал Матвеев. – Не знаю уж, поздравлять или соболезновать…
Янгель вновь улыбнулся:
– Поздравлять, поздравлять!
Диалог с Янгелем
– Вы знали, что надо делать в первую очередь?
– Конечно. И на первом же совещании с сотрудниками ОКБ сказал четко, что организация ОКБ иметь должна совсем иную основу, чем раньше. ОКБ следует расти и развиваться как головному разработчику, а заводу – расти и крепнуть как головному опытному предприятию на основе и в процессе материального воплощения проектов ОКБ. Ну а разговоры о том, что важнее – ОКБ или завод – не имеют никакого практического смысла и, если хотите, даже вредны.
– Трудно было вести первый разговор? Ведь ситуация коренным образом менялась…
– Руководитель стоит перед необходимостью четко определять свои позиции. Нельзя допускать, чтобы твои мысли могли толковаться по-разному. К счастью, меня поняли сразу.
– Я знаю, что многие поддержали вас, они стали вашими соратниками, друзьями.
– Иначе и не могло быть, потому что у нас общее дело! Наша организация стремительно росла, и дело было даже не в том, чтобы занять вакантные должности, необходимо было найти людей, которые бы соответствовали этим должностям. А это нелегко.
– Поистине: «кадры решают все!»…
– Так и есть…
Из воспоминаний соратников.
«Встретились мы случайно. Я ехал в Ялту, на отдых. В ожидании своего рейса обедал в ресторане аэропорта.
Вдруг кто-то вполголоса меня позвал. Вижу – Михаил Кузьмич.
Он сел за мой столик и сразу спросил:
– Поедешь со мной работать?
Я знал Михаила Кузьмича достаточно хорошо, глубоко уважал его и, конечно же, сразу ответил утвердительно.
– А ты знаешь хоть куда?
Я не знал, но еще раз подтвердил, что согласен.
Михаил Кузьмич улыбнулся…
Прошло несколько месяцев, а меня никто не вызывал. И я, грешным делом, подумал, что о своем приглашении Михаил Кузьмич забыл.
Наступила весна. И вдруг меня срочно вызывают к начальнику. У него в кабинете увидел Михаила Кузьмича. Цель его приезда: узнать, не передумал ли я и, как оказалось, еще несколько человек, которым Янгель предлагал работать в ОКБ. Янгель сразу же хотел договориться с ними об условиях новой работы.
Но ведь это можно было решить по телефону, либо в крайнем случае письменно! Однако Михаил Кузьмич хотел переговорить с каждым из них лично».
«Можно сказать, что вся жизнь конструктора – все равно, удачливого или неудачливого, но удачливого в особенности, – это почти непрерывная цепь конфликтных ситуаций, которые только начинают разворачиваться после того, как реализован в металле его проект. Конфликтов возникает много: мелких и крупных, явных и скрытых, вызванных чьим-то недомыслием и вытекающих из объективно действующих закономерностей. В любом конфликте подобного рода обязательно происходит столкновение человеческих эмоций, характеров, темпераментов, личных и общественных устремлений».
«Михаил Кузьмич четко понимал, что без хорошей производственной базы нельзя было ничего сделать. И поэтому, возглавив новую проектную организацию, он сразу же включился в работу по созданию экспериментальной базы. Конструкторы и заводские специалисты вместе сидели ночи напролет в цехах, вместе экспериментировали, дорабатывали, улучшали.
Было трудно. Переучивали людей, перепланировали цеха, меняли оборудование. Помогала вся страна, и мы, ощущая эту заботу и поддержку, работали день и ночь, без выходных. Спали урывками. Оперативки, как правило, проводили в час-два ночи.
Помню, праздновали 1 Мая. Вышли на демонстрацию. Прошли по улице торжественно, с песнями, а после демонстрации сразу отправились на завод и продолжили работу…»
«При всей своей занятости Михаил Кузьмич обязательно беседовал с поступающими на работу молодыми специалистами, определял им рабочее место, а затем на деле „прощупывал“ каждого: на что способен.
Янгель часто приходил к комсомольцам на собрания. Рассказывал о том, как идут дела в ОКБ, о перспективах, просил активизировать работу комсомольских постов.
Конструкторы из цехов сутками не выходили, работали по две-три смены. И никто не жаловался. Первая машина буквально на руках переносилась с участка на участок, из цеха в цех…»
«Принцип отношения к своим обязанностям у Михаила Кузьмича был четким: определенность и требовательность. Те вопросы, которые могли быть решены на уровне начальников КБ или комплексов, никогда не доходили до Главного. Он доверял своим подчиненным, а те в свою очередь щадили его, понимая, что Янгель нужен для решения кардинальных вопросов.
День Михаила Кузьмича начинался с проектных дел. Эта потребность в общении с проектантами, пожалуй, самая отличительная черта в стиле его руководства ОКБ. Он был предан проектантам, проектанты вдвойне были преданы Михаилу Кузьмичу.
Удивительная особенность была у Михаила Кузьмича: зримо, объемно представлять себе конструкции сложнейших узлов и агрегатов, держать в памяти с учетом всех плюсов и минусов, предлагать варианты конструкций, такие, что комар носа не подточит. У него была особая интуиция – где-то в кладовых памяти и воображения он отыскивал единственно правильное решение».
«…Не терпел он инженеров, плохо знающих орфографию. Найдя ошибку в начале письма, он не мог читать дальше, всегда ворчал по адресу „писаки“ и возвращал документы для доработки».