– Мы могли стрелять по морским целям, по промышленным целям, по портам, по ракетным полигонам, по зонам боевого дежурства американских ракет… То есть речь шла о многоцелевом ракетном комплексе. Зоны ее поражения находились от четырех до шестнадцати тысяч километров. За создание этой ракеты я был награжден орденом Ленина.
– Но вы не останавливались ни на минуту?
– Нет, у нас постоянно шла модернизация ракет. Это было одно из направлений, определенных еще Янгелем. Он говорил, что надо не создавать новые комплексы, так как это требует больших затрат, а модернизировать ранее изготовленные. Но на стадии проектирования следует закладывать-таки технические решения, которые давали бы возможность постоянно усовершенствовать ракеты. В частности, улучшались системы управления ракеты и системы боевого управления. К примеру, удалось вдвое повысить боеготовность – снизить ее до 30 секунд. Шла непрерывная борьба за улучшение тактико-технических характеристик комплексов. Это делалось для того, чтобы уменьшить число ракет, стоящих на боевом дежурстве. Если мы боеготовность и точность увеличивали в два раза, то уменьшался и запас ракет… Зависимость, конечно же, была не прямая, но она существовала, а потому экономились огромные средства. Да и войска лучше принимали новый комплекс, он был более безопасен…
– Что вы имеете в виду?
– Предположим чисто теоретически, что на одной из пусковых установок происходит ядерный взрыв. А всего у комплекса десять боевых блоков… Это уже не Чернобыль, а сотни Хиросим! Так что безопасность эксплуатации ракетных комплексов, их надежность – наиважнейшие проблемы этой отрасли, и им всегда уделялось особое внимание. Поэтому вместе с созданием новых комплексов совершенствовались и ракетные войска, они становились более технически грамотными, более организованными, и управление войсками поднималось на новый уровень. Мы принимали участие и в боевом дежурстве, так как осуществлялись регламентные работы. Обычно это бывало раз в три года. Ракета испытывалась, проверялись ее характеристики, если необходимо, то менялась какая-то аппаратура. Таким образом, КБ и завод несли прямую ответственность вместе с ракетными войсками за состояние комплексов, находящихся на боевом дежурстве.
– И до сих пор это так?
– Конечно. Хотя, к нашему несчастью, Союз развалился (я воспитан был в Советском Союзе, поэтому у меня взгляды не изменились), тем не менее наш эксплуатационный комплекс участвует в контроле за ракетами, стоящими на боевом дежурстве в России. Иначе и быть не может, так как на ракетах стоят ядерные боеголовки, следовательно, оружие очень опасное, и тут всевозможные политические амбиции нужно просто отставить в сторону – тут делить интересы Украины и России не приходится.
– Итак, этот комплекс вы сдали на вооружение…
– За него я получил Ленинскую премию…
– По-моему, мы уже переходим к следующему этапу – приближаемся к званию Героя?
– Мы приступили к созданию комплекса – это «лебединая песня» ракет тяжелого класса, разработанных в стране. Почему я не говорю – «Разработанных КБ „Южное“?» Дело в том, что мы были головными, но на мой комплекс работало 343 организации (я могу ошибиться в точной цифре, но не намного!). Это конструкторские бюро, заводы, научно-исследовательские институты всего Советского Союза, и все они находились под единым управлением КБ «Южное» как головной организации. А «Южмаш» изготовлял ракеты для летных испытаний и поставлял их на боевое дежурство, и вместе с нами осуществлял гарантийный надзор за стоящими на боевом дежурстве комплексами. Понятно, что разработке нового комплекса уделялось особое внимание и министерством, и ЦК партии, и военно-промышленной комиссией Совета Министров, и Министерством обороны. Буквально с первых шагов этот комплекс привлек пристальное внимание американцев, он вели так называемую «техническую ревизию» его.
– Проще говоря, они забеспокоились, что он будет создан?
– Да.
– И как они могли бороться с ним?
– Технически – никак, но политически – весьма эффективно…
– Что вы имеете в виду?
– Переговоры о разоружении. Они начали говорить о размещении ядерного оружия на подводных лодках, на самолетах, на кораблях, но не на наших ракетах… Чуть раньше я упоминал о нашем постоянном стремлении уменьшать число ракет, стоящих на боевом дежурстве. Так вот новый комплекс обладал характеристиками раза в четыре лучшими, чем его предшественники! А название оставалось прежним – СС-18.
– Это и есть «Сатана»?
– Она, голубушка…
– Почему ее так назвали?
– Ракета была покрыта темным теплозащитным покрытием… Она не только обладала повышенными характеристиками по точности, боеготовности, мощности – там стояла десятиблочная разделяющаяся боевая часть, но у нее была и повышенная защищенность от факторов ядерного взрыва. Пусковая установка выдерживала сто килограммов на квадратный сантиметр, ракета преодолевала зону воздушного ядерного взрыва…
– И аппаратура не «сходила с ума»?
– Как только ракета входила в зону ядерного взрыва, то чувствительные датчики, которые измеряли нейтронное и гамма-излучение – разные факторы взрыва, выключали систему управления. Двигатели работали, но система управления была застабилизирована. Как только ракета выходила из опасной зоны, датчики включали систему управления, она анализировала пройденный путь и выводила ракету на нужную траекторию.
– И в этом вы убедились?
– Ракета прошла летные испытания успешно. Специальные испытания проводились в Семипалатинске, где проверялось влияние ядерного взрыва на систему управления. В общем, был создан комплекс с гарантией на 15 лет.
– А раньше?
– Десять лет… Честно говоря, еще кое-какие запасы у нас были, а потому срок можно было продлить. И научно-технический задел был таков, что мы готовы были переходить к следующим поколениям тяжелых ракет – «Воевода» и «Икар».
– Красиво звучит… Откуда такое названия – «Сатана», «Воевода», «Икар»?
– Стоп! Я же вам пока не рассказал, почему именно «Сатана»… Чтобы ракете проходить через пылевое облако, образовавшееся после ядерного взрыва, ее покрывали теплозащитным покрытием. Оно черного цвета. И когда ракета выходила из пусковой установки, особенно в лучах восходящего солнца на фоне голубого неба она выглядела зловещей… И молниеносно уходила ввысь… Впечатление было сильное – поистине черная молния… Я бы так ее назвал, но американцы придумали иное – «сатана»… Так их название и прижилось, а наше для такого класса ракет – «Воевода» не стало столь популярным…
– Видно, уже не суждено было…
– К сожалению, в это время наступило «похолодание» к нашей области (я употребляю такой термин, так как не хочу выглядеть грубым!). Уже начал колебаться Советский Союз, уже появилась «горбачевщина», уже военные стали оглядываться на политиков, а потому разработка нового комплекса была приостановлена. Разговоры пошли о конверсии… Однако мы продолжали на Южном машиностроительном заводе делать «Сатану» и ставить ракеты на боевое дежурство в Казахстане и в России. А комплексы среднего радиуса действия, разработанные в КБ Челомея, в основном ставились на Украине. Это не было каким-то злым умыслом, так как тогда границ не существовало, а постановка ракетных комплексов на дежурство определялась лишь военными соображениями. Я говорю об этом специально, потому что сейчас находятся люди, которые пытаются спекулировать на том, что российские комплексы ставились на Украине, а «Южмашевские» в России специально из-за каких-то имперских амбиций! Чушь это несусветная!..
