Это была моя первая беседа с Виталием Лазаревичем Гинзбургом, еще членом-корреспондентом Академии наук, заместителем И. Е. Тамма.
Пройдет совсем немного времени, и Гинзбург станет академиком, возглавит Теоретический отдел ФИАНа, которому присвоят имя академика И. Е. Тамма. Он столкнется с огромным количеством проблем, каждую из которых ему придется решать своеобразно и оригинально. В общем, так, как это может делать только он…
Теперь стул – музейная редкость: на нем автограф нобелевского лауреата.
Здесь гости ФИАНа обязательно фотографируются на память.
О водородной бомбе и секретности
И. В. Курчатов привлек к созданию атомного оружия И. Е. Тамма, возглавлявшего теоретический отдел ФИАНа. Его заместителем был доктор наук В. Л. Гинзбург. В отделе работали молодые физики – Андрей Сахаров и Юрий Романов, которым вместе с Игорем Евгеньевичем Таммом суждено было сыграть ключевую роль в создании термоядерного оружия.
Об участии в «Атомном проекте» сам Виталий Лазаревич вспоминает так:
«Я же вообще послан на объект не был и остался в Москве во главе небольшой «группы поддержки», что ли. Нам давали задания, иногда приезжали Тамм и Сахаров… Итак, я был признан неблагонадежным и на объект меня не послали. Очень рад этому, ибо «закрытой» работы после отъезда Тамма и Сахарова у меня было мало и я мог заниматься работой «для души». Дело не в том, что я манкировал, а в том, что расчеты и матфизика не моя стихия, а именно этим теперь нужно было заниматься. Поэтому я обрадовался, когда в 1950 г. по инициативе А. Д. Сахарова и И. Е. Тамма начались исследования в области управляемого термоядерного синтеза. На первом этапе это была, конечно, физическая задача, и я ею тоже занялся, кое-что сделал… В 1955 г. послали в составе экспертной комиссии во главе с И. Е. Таммом к Ю. Б. Харитону. Но меня тогда настолько все это не интересовало, что ничего даже не помню из показанного нам. После этого не делал абсолютно ничего «закрытого», но числился «секретным» до 1987 г. – еще целых 32 года (а может быть, числюсь и до сих пор). Меня много раз не пускали в этой связи за границу, мотивируя «возражениями Средмаша». Это издевательство продолжалось до 1987 г., хотя я и писал письма Брежневу, Зимянину, Рябеву, не говоря уже о письмах в Президиум АН СССР.
Не я один, конечно, страдал от этой идиотской секретности. Впрочем, ссылки на секретность были лишь поводом «не пущать» и, вероятно, мстить за какие-то мнимые прегрешения, фигурировавшие в доносах (а на меня их, я знаю, написано немало – язык у меня длинный, да и недругов немало)».
В. Л. Гинзбург должен был стать одной из главных фигур в «процессе физиков», который готовился вслед за разгромом генетиков на сессии ВАСХНИЛ 1948 года. В «Литературной газете» уже появилась разгромная статья академика Немчинова, в которой Виталий Лазаревич причислялся к космополитам. Следом появились другие материалы. Однако физика спасло участие в «Атомном проекте». Да и само Всесоюзное совещание по физике было отменено – Сталин не мог не прислушаться к протестам тех, кто создавал ядерное оружие.
Сам В. Л. Гинзбург вспоминает об этом периоде жизни так:
«Думаю, что женатый на репрессированной, космополит и еврей я был бы в тот период арестован и, вероятно, погиб вместе с женой. Но как раз в 1947 г. началась моя закрытая работа, и я тем самым получил «охранную грамоту»… Я был в самом конце 1953 г. даже довольно щедро награжден – получил орден Ленина и Сталинскую премию 1-й степени… А тут еще в 1953 г. выбрали членом-корреспондентом АН СССР. Несомненно, здесь тоже сыграла роль указанная «закрытая» работа, хотя и без этого был автором многих (и позволю себе сказать, в ряде случаев неплохих) работ. Но кто бы стал меня избирать, если бы не одобрение И. В. Курчатова».
Кнут и пряник… Это было оружие «отца народов», который жестоко вмешивался в жизнь семьи Гинзбурга.
Он женился на репрессированной Нине Ивановне Ермаковой. Она была студенткой мехмата МГУ. Арестована за якобы покушение на Сталина. Из окна ее квартиры на Арбате заговорщики должны были стрелять в вождя, когда он будет проезжать мимо. Ей дали три года лагерей. Оказывается, окна квартиры, где она жила, не выходили на Арбат… Однако гэбисты не любили признаваться в своих просчетах.
Нине было запрещено жить в Москве. Она поселилась в Горьком. Виталий Лазаревич обращался с просьбой разрешить жене переехать к нему, но каждый раз приходил категорический отказ. Только после смерти Сталина жена была полностью реабилитирована и приехала наконец-то к мужу в Москву.
С супругой после вручения Нобелевской премии.
Участие в «Атомном проекте» заставляет иначе смотреть на свое прошлое, многое переоценивать. Так считали многие, кто принимал в нем участие. Некоторые раскаивались, другие гордились. В общем, каждый по-своему оценивал прошлое. Естественно, В. Л. не может не размышлять об этом. В одной из его работ я наткнулся на любопытный вывод:
«К великому счастью, мне не пришлось заниматься конкретными «бомбовыми» вопросами, участвовать в каких-либо испытаниях и обсуждениях. Но все равно возникает вопрос об ответственности… Все физики, и не только физики в СССР, с которыми мне пришлось общаться и разговаривать на эти темы, в те времена (до разоблачения роли Сталина и его режима) считали, что создание атомного оружия в СССР оправдано для обеспечения какого-то равновесия с США и предотвращения ядерной войны. Возможность того, что Сталин может при первом же удобном случае злоупотребить обладанием страшного оружия не только для его применения, но и для шантажа, мне никогда даже не приходила в голову, и я ни от кого об этом тогда не слышал. Ни я, ни кто-либо, кто был со мной вполне откровенен, ведь не понимали, что, по остроумному замечанию Черчилля, Сталин и Гитлер «различаются лишь формой усов». Теперь-то (и, конечно, уже давно) я понимаю, что при тоталитарном, диктаторском режиме Гитлера, Сталина, Мао Цзэдуна или диктаторов рангом пониже все возможно и самое страшное оружие (атомное, бактериологическое и любое другое) вполне может быть использовано. Если не говорить о равновесии страха, то только демократическая форма правления и международное сотрудничество способны этому помешать и до какой-то степени гарантировать безопасность людей».
Как хотелось бы, чтобы Виталий Лазаревич был прав!
О звездах и созвездиях
Напомню: Гинзбург мог бы получить Нобелевскую премию и за исследование космических лучей, и за работы, связанные с познанием Вселенной.
Опять-таки не будем забираться в суть тех явлений в астрофизике, которые открыл и объяснил ученый. Это дело специалистов. Более ценно, как именно сам Гинзбург объясняет свое увлечение. Сразу уточню: ученый не советует следовать его путем, так как могут возникнуть иллюзии успеха, и избавиться от этого практически невозможно.
