— А давайте я вам имя скажу? — воспрянула духом женщина. — Вы, может, поговорите, а я заявления найду и пришлю проверку?
— Давайте попробуем, — устало согласилась я и протянула карточку с адресом одного из заброшенных домов.
Вот не зря Марк напомнил, что их ругают за малейшую ошибку в документах. Потерять жалобы торговцев — это проблемка та еще.
Женщина унеслась в архив смотреть информацию о собственнике. Кем бы ни был покупатель лавок, он зарегистрировал покупку в управлении собственности. Может, там и выдуманное имя, но а вдруг нет? Если ничего противозаконного там не происходит, никто не станет скрывать имя.
— Вот, пожалуйста. Владелец — Филипп Гринвильд, но он купил дом совсем недавно, так что, может, и не знает о вашей проблеме. Девушка, с вами все в порядке?
У меня чуть не вырвалось «папа!», но чудом сдержалась. Секретарь же размашистым почерком написала на клочке бумаги знакомый домашний адрес. Я даже забыла попрощаться. Вышла, толком ничего не соображая, и села на лавочку у мэрии. Размышлять.
Марк говорил, лавки скупил один и тот же человек. Или это я додумала сама?
Папа периодически вкладывал деньги в покупку домов, части фабрик или чего-то такого. Об этом знали все, а уж нас вообще не интересовала его деятельность. Но зачем ему закрытые наглухо дома? Уверена, у отца хватило бы и денег, и ума нанять толковых управляющих и открыть с десяток магазинов в Градде.
Но надо мыслить логично. Он не скрывал своего имени, зарегистрировал собственность — значит, ни в чем незаконном не замешан. Марк может ошибаться, а Уиллторн… Уиллторн, положим, хотел купить лавку просто потому, что хотел. А наша странное свидание — не что иное, как неудача на личном фронте. Понравилась девушка, захотел очаровать и покорить магией иллюзии, а она не ответила на поцелуй. Ну ее, уйду красиво.
Но убеждать себя можно было в чем угодно, легче от этого не становилось. Я чувствовала, что потерялась среди всех вопросов и загадок. Выхода не было видно, а запутывалось все сильнее и сильнее.
И что делать дальше? Посоветоваться с Крином, Марком, Дрэвом? Подозревать в чем-то родного отца?
Да и родного ли — большой вопрос. В последнее время фактор кровного родства казался мне слишком уж незначительным.
Чтобы успеть к открытию, я почти бежала. Впереди меня ждало море работы. Надо было как следует подготовиться к празднику, выполнить все указания леди Марибет. Отдать злосчастную бочку с шоколадом, продать кучу печенья и кексов.
А еще не думать о поцелуе, отце, лавках и странных событиях, свалившихся на мою голову. Хотелось лишь покоя. И, как всегда в такие моменты, тянуло на мелкие пакости. Поэтому по дороге домой захватила мел и написала под вывеской, что приделал Фолкрит, очень емкий, хорошо известный всем студентам слоган: «Шоколад вдвойне вкусней, если ночью и нельзя».
Пока не было народу, распихала по небольшим бумажным пакетам конфеты и печенья, на каждом из пакетов нарисовала ночь, луну и табличку в чистом поле: «Для ночного жора».
Как раз выставляла на витрину, когда вошел первый покупатель. Вот ему и впарю!
— Добрый день! Сегодня у нас есть потрясающая новинка…
Я осеклась, подняв голову и увидев отца. Он стоял у входа, рассматривал лавку, а в руках сжимал газету. И чувствовалось мне, неспроста он вдруг заявился, да еще и с газеткой. Неужто Рикки Карамель все-таки сработала в мою пользу?
— Здравствуй, папа. Чего изволишь? У нас есть много вкусностей.
— Дейзи, хватит. Я пришел с тобой серьезно поговорить.
О-бал-деть! И со мной еще будут разговаривать эдаким отеческим строгим тоном? Вот даже смешно на мгновение стало, а потом как-то грустно. Но вслух я только сказала:
— Слушаю тебя очень внимательно.
— Ты дала интервью.
Что? Рикки Карамель подала это как интервью? Нет, погорячилась я, благодаря пронырливую журналистку.
— Ну, людям интересны сплетни о новой лавке, я решила, что лишняя реклама не повредит.
— Дейзи!
— Судом Градда было постановлено, что я должна честно отработать свой долг обществу. И я это делаю — честно привлекаю сюда клиентов, пусть и за счет собственной жизни.
— Ты забываешь, что это касается и нашей жизни.
— Да, есть такое дело. Когда вы постоянно не мелькаете перед глазами, я как-то забываю, что существуете.
— У Сары скоро свадьба!
— А у меня учеба! — Я не выдержала и сорвалась на крик. — Как я пойду в академию, когда полный рабочий день должна проводить здесь? А что будет, если меня выгонят?!
— И это повод позорить нас всех желтыми статейками?
— Я живу на втором этаже магазина, где работаю! Показать тебе спальное место? Там только матрас. А вокруг хлам! Пыль! И я там сплю, потому что больше мне спать просто-напросто негде. Сара приходит сюда и издевается, словно ей было мало забрать у меня единственное, что осталось от бабушки! А ты упрекаешь меня в том, что я позорю семью?
Дверь лавки приоткрылась, показалась голова какой-то веснушчатой девушки. Услышав мой крик, она пропищала испуганное «ой!» и поспешила скрыться.
— Тебя никто не гнал, ты ушла сама.
— Долго убеждал себя в этом? Я бы не ушла, если бы вы не решили меня изводить.
— Мы дали тебе все: накормили, одели, выучили! Я не думал, Дейзи, что ты поступишь так с нашей семьей.
— Ладно. — Я глубоко вдохнула. — Кто моя мать?
В ответ — молчание.
— Почему ты привел меня к законным жене и дочери? Зачем, если ребенок был тебе не нужен?
— Она просила.
— Кто — она?
— Это тебя не касается.
— Не касается?! — практически взвыла я. — Не касается, кто моя мать?! Ну так а тебя не касается, кому я даю интервью! Уходи! Забудь обо мне, забудь, что существую, оставьте меня в покое! Я выживу одна, но прекратите меня изводить, иначе я за себя не ручаюсь! Леди Марибет обещала мне помочь. Если ты, твоя жена или Сара продолжите меня доставать, я попрошу защиты у фрейлины.
Папа с лица как-то побледнел и даже инстинктивно отступил на шаг. Наверное, вспомнил старую знакомую и не ожидал, что мы с фрейлиной вдруг познакомились.
— Хотел бы я, чтобы все было иначе, Дейзи, — покачал он головой. — Но ты никогда не играла по чужим правилам. Зря я привез тебя.
— Зря. Может быть, у меня была бы семья, которая не исчезла бы так внезапно.
Он бросил на пол газету и ушел, оставив меня наедине с мыслями и обидой, которая ныла где-то внутри.
— Милая у тебя семейка, надо заметить, — подал голос Крин. — Расстроилась?
— Ты знаешь, несильно. Не могу сказать, что он меня порадовал, но как-то даже легче стало. Я почти скучала по нему, а теперь, наверное, не буду.
