Италия, Испания, Северная Африка, 213 г. до н. э
В 213 г. до н. э. римское правительство продолжало придерживаться стратегии, выработанной после Канн и уже оправдавшей себя. Войско Ганнибала контролировали, но по-прежнему не ставили целью его возможно скорейшее уничтожение. Армии, консулами которых были выбраны Квинт Фабий Максим, сын Фабия Кунктатора, и Тиберий Семпроний Гракх, остались прежними – по два легиона. Им и предстояло воевать непосредственно против Ганнибала. Были назначены новые преторы: Марк Эмилий Лепид в Луцерию, Публий Семпроний Тудитан в Аримин, Гней Фульвий Центимал в Суэссулу. Все они тоже получили под начало по два легиона. За Сардинию отвечал Квинт Муций, за Сицилию – Марк Клавдий Марцелл. Зоной действий Марка Валерия Левина теперь стала Греция и Македония, Гай Теренций Варрон по-прежнему стоял с одним легионом в Пицене, а Тит Отацилий командовал флотом. Были восполнены потери в старых легионах, набрано два новых и призвано двадцать тысяч союзников (Ливий, XXIV, 43, 5–6; 44, 1–7).
Теперь, когда по прошествии нескольких лет кровопролитной войны армия Рима только возрастала численно и постепенно возвращала все больше ранее потерянных территорий, стали намечаться первые признаки изменений в настроении италиков, перешедших на сторону Ганнибала. Это хорошо показал поступок Дасия Альтиния. Будучи первым человеком и фактически правителем города Арпы, он в свое время заключил союз с Ганнибалом (зимовку 215–16 г. до н. э. тот провел в окрестностях именно этого города), а теперь явился в римский лагерь под Суэссулой, где тогда находились сын и отец Фабии Максимы, и предложил за вознаграждение сдать город. По этому поводу среди римских военачальников разгорелся жаркий спор. Фабий Максим-сын считал, что Дасий как дважды предатель не заслуживает доверия и должен быть выпорот и казнен, ибо не пристало римлянам прибегать к услугам подобных людей. Но Кунктатор, ранее уже проявлявший свой прагматизм, заметил, что нужно стараться удержать своих союзников от измены, а не вырабатывать условия для желающих вернуться к римлянам: «Если можно уйти от римлян, а вернуться к ним нельзя, то, несомненно, во всей Италии вскоре не останется римских союзников и все свяжут себя договорами с Карфагеном» (Ливий, XXIV, 45, 6). Вследствие этого Дасия Альтиния не стоит казнить, но и доверять тоже; нужно держать его под наблюдением до конца войны, а там уже решить, наказывать его или награждать. Так и поступили, сослав Дасия в Калы, где за ним следила стража. В Арпах тем временем заметили его исчезновение и оповестили Ганнибала, который присвоил имущество перебежчика, а его жену и детей приказал сжечь (Ливий, XXIV, 45).
Хотя Фабий Максим-сын и не воспользовался возможностью завладеть Арпами без боя, их штурмом он решил начать военную кампанию. Подойдя к городу миль на пять, он провел тщательную рекогносцировку и наметил для атаки участок, где стены были особенно высоки и, как следствие, менее тщательно охранялись. Для выполнения задуманного им были отобраны лучшие центурионы и шестьсот легионеров. Глубокой ночью отряд подошел к условленному месту. На счастье римлян, полил дождь, который прогнал немногочисленные караулы со стен, так что никто в городе не услышал, как перелезали через стену и ломали находившиеся в ней небольшие ворота. Когда все было готово, по условному сигналу основные силы римлян подтянулись к городу и перед рассветом вошли в него (Ливий, XXIV, 46).
Только теперь гарнизон осознал, что произошло, и взялся за оружие. Всего в городе было пять тысяч карфагенян и три тысячи вооруженных арпийцев. Но воины Ганнибала не слишком доверяли своим италийским соратникам и выдвинули их в первые ряды сражавшихся, а сами в бой старались пока не вступать. В уличной схватке римляне постепенно захватили прилегавшие к воротам дома, и вскоре само собой наступило небольшое затишье, во время которого выяснилось, что у некоторых легионеров есть знакомые среди противостоявших им арпийцев. Между ними завязался разговор. Римляне упрекали горожан переходом к чужеземцам, а те оправдывались, что их предала городская аристократия, а сами они вовсе не хотят быть врагами римлян. Слово за слово, и дело дошло до того, что арпийцы сами привели к Фабию Максиму своего магистрата, поклялись в верности Риму, после чего вместе ударили по карфагенянам. Бывшие в составе пунийского гарнизона испанцы (немногим менее тысячи человек) последовали примеру арпийцев и тоже, после переговоров с консулом, вступили в римскую армию. При этом они поставили Фабию Максиму неожиданное условие: оставшиеся карфагеняне получат возможность свободно уйти из города. Консул не обманул новых союзников: гарнизон беспрепятственно покинул Арпы и присоединился к армии Ганнибала в Салапии. Испанцам же до конца войны еще не раз приходилось сражаться против карфагенян, и – кто знает? – их противниками могли оказаться бывшие сотоварищи, чьи жизни они выторговали у Фабия в Арпах (Ливий, XXIV, 47).
Еще больший оптимизм должно было внушить римскому правительству другое событие, неопровержимо свидетельствовавшее о том, что у передавшихся Ганнибалу италиков вера в окончательную победу начала слабеть. Сразу сто двенадцать кампанских всадников под предлогом набега вышли из Капуи и, прибыв в римский лагерь под Суэссулой, попросили у его начальника, претора Гнея Фульвия Центимана, вернуть им имущество, когда Капуя падет. Фульвий согласился (Ливий, XXIV, 47, 12–13). Ни о чем другом, правда, не договорились, но сам по себе факт, что кампанские аристократы, чьи предки еще сравнительно недавно соперничали с Римом за верховенство, теперь были уверены, что дело Капуи проиграно, говорил о многом.
В остальном же боевые действия в Италии проходили на удивление вяло. Ганнибал все лето провел в Саллентинской области, где ожидал случая завладеть Тарентом. Единственное, чего ему удалось за это время достичь, – это сдачи нескольких мелких городов в окрестностях его лагеря. Пожалуй, самой крупной победой карфагенян стал разгром Ганноном довольно большого войска, а вернее толпы крестьян и рабов под предводительством префекта союзников Тита Помпония (Ливий, XXV, 1, 3–4).
Если не считать взятия Арп, то успехи римлян тоже были весьма скромными. В Бруттии к ним вернулись племена консентинцев и таврианов, а Семпроний Гракх провел в Лукании много мелких боев, которые Ливий оценил как даже не стоящие упоминания (Ливий, XXV, 1, 1–2, 5).
Теми же словами римский историк характеризовал и положение в Испании. Братья Сципионы продолжали увеличивать число союзников среди местных племен и стали набирать из них воинов за плату, что было для римской армии внове (Ливий, XXIV, 49, 7).
Более важными и перспективными оказались достижения Сципионов на дипломатическом поле. Им стало известно, что «царь» Западной Нумидии, вождь племени масесилов, Сифакс по каким-то причинам посчитал себя обиженным карфагенским правительством и готовится начать восстание. Этим решили воспользоваться и незамедлительно отправили к нему посольство с предложением союза и обещаниями всяческих наград. Приняты они были исключительно дружелюбно, Сифакс выразил готовность стать римским союзником и попросил послов обучить его принятым у них способам ведения войны. В итоге двое послов вернулись донести результаты переговоров до Сципионов, а центурион Квинт Статорий остался создавать и обучать нумидийскую пехоту, род войск, не существовавший у африканских кочевников никогда до этого. Центурион оказался хорошим инструктором, и из следующего боя с карфагенянами нумидийцы Сифакса вышли победителями, что необычайно подняло авторитет римлян среди африканских племен (Ливий, XXIV, 48, 1–13).
