Как раз в это время в лагерь Сципиона из Рима прибыли карфагенские послы в сопровождении Гая Лелия и легата Квинта Фульвия Гиллона (как уточняет Аппиан, их туда занесло бурей). Сципион заявил им, что считает перемирие нарушенным, после чего отпустил и стал готовиться к продолжению войны. Мягкость Сципиона в обращении с послами дала повод карфагенской «партии мира» поднять вопрос о возобновлении мирных переговоров, но подавляющее большинство совета было по-прежнему настроено воевать, тем более что именно тогда, а может, несколькими днями раньше в Африку прибыла армия Ганнибала. Правда, у Пунийца при возвращении на родину возникло дурное предчувствие. Когда до берега оставалось уже недалеко, он спросил матроса, что находится у них по курсу. Оказалось, что корабли идут прямо на некую разрушенную гробницу. Это показалось Ганнибалу плохим предзнаменованием, и он приказал сменить курс, после чего высадка была произведена в Малом Лептисе, примерно в ста двадцати километрах к югу от Карфагена (Полибий, XV, 3, 1–4; 4; Аппиан, Ливия, 35; Ливий, ХХХ, 25, 9–12; Орозий IV, 19, 1).
На этом закончилась кампания 203 г. до н. э.
Последняя схватка
Против обыкновения зима 203–02 г. до н. э. в Африке не стала временем затишья. Владения карфагенян уже сильно пострадали от войны, урожая ожидать не приходилось, потому что сев был сорван, а ко всему прочему Сципион блокировал Карфаген с моря. Вследствие этого пунийское правительство требовало от своих полководцев действовать как можно быстрее.
Сразу после высадки Ганнибал стал искать способы пополнить свои войска и заготовить для них припасы. Среди прочих на его сторону во главе тысячи всадников перешел Мазетул, бывший участник борьбы за власть в Нумидии, а также второй сын Сифакса Вермина, сохранявший еще влияние на значительной части территории отцовского царства (в последовавшей вскоре битве при Заме Вермина не участвовал). Кроме этого, в Ливию из Македонии прибыл четырехтысячный отряд под командованием Сопатра – спустя почти тринадцать лет после заключения союзного договора Филипп V все-таки поддержал карфагенян (Полибий ничего не говорит о наличии македонян в пунийской армии, но, возможно, это связано с тем, что он не желал очернять соотечественников-эллинов) (Ливий, ХХХ, 26, 3; Аппиан, Ливия, 33).
«Стратегемы» римского писателя Фронтина содержат упоминание о том, что сразу после прибытия в Африку армии Ганнибала Сципион решил захватить несколько пунийских городов, очевидно, имевших важное местоположение. Не желая брать их штурмом, он провел в их окрестностях несколько демонстративных набегов и отступлений, призванных убедить Ганнибала, что Сципион боится серьезного боя. Уловка подействовала, и Пуниец, собрав в одно войско гарнизоны этих городов, попытался навязать римлянам генеральное сражение. Сципион уклонился от столкновения, а тем временем Масинисса захватил оставшиеся без защиты города (Фронтин, III, 6, 1). Ни у Ливия, ни у Полибия, ни у Аппиана проведение Сципионом такой операции не подтверждается. Особенно «красноречивым» выглядит молчание Полибия, который в силу своего положения не только должен был прославлять своего патрона и его предка – Сципиона Африканского, но и имел доступ к соответствующей информации, в частности семейным преданиям Сципионов, в которых столь успешное применение военной хитрости наверняка не было бы оставлено без внимания. Кроме того, сомнительно, чтобы Ганнибал повел себя в данной ситуации настолько неосмотрительно. Вследствие этого сообщение Фронтина выглядит малодостоверным, но, как кажется, его не следует безоговорочно отметать по причине, о которой речь пойдет ниже.
Из Малого Лептиса Ганнибал перевел свою армию в Гадрумет, примерно в тридцати километрах на юго-запад. Здесь ему стало известно, что римляне уже на подступах к Карфагену, и он направился к Заме, городу, находившемуся в пяти переходах к западу от Карфагена.
(Его более точное местоположение с уверенностью назвать нельзя хотя бы потому, что в Северной Африке известны, по крайней мере, две Замы. Возможно, это была Зама Регия (Зама Царская, ныне Джама, в 130–140 км к западу от Гадрумета), впоследствии ставшая резиденцией нумидийского царя Юбы. Определение точного времени описываемых событий представляет не меньшие сложности. Источники не называют никаких дат, связанных с битвой при Заме, так что исследователи колеблются в своих оценках от весны до начала зимы. В пользу первой половины 202 г. до н. э. говорит как будто бы то, что со времени высадки и зимовки Ганнибала в Африке до самой битвы источники не упоминают о каких-либо затяжных операциях (кроме описанного сомнительного фрагмента из «Стратегем» Фронтина), а предположение, что противоборствующие армии бездействовали в течение нескольких месяцев, выглядит невероятным. В то же самое время у Тита Ливия говорится, что вскоре после битвы при Заме (точнее сказать нельзя) был праздник Сатурналий, отмечаемый 17 декабря (Ливий, ХХХ, 36, 8), а значит, и сама битва имела место ближе к концу года. Таким образом, предпочтение «ранней» или «поздней» датировки битвы при Заме зависит от доверия к подлинности рассказа Фронтина и молчанию остальных авторов о применении военной хитрости Сципионом после высадки Ганнибала в Африке. Подводя итог, можно сказать, что по-настоящему надежных аргументов в пользу той или иной датировки нет и противоречие между ними вряд ли можно считать разрешимым.)
Для разведки позиций противника Ганнибал отправил трех человек. Все они были пойманы римским охранением и доставлены Сципиону. Тот, вопреки распространенной практике, запретил причинять им вред, напротив, выделив в сопровождение военного трибуна, разрешил самым подробным образом осмотреть его лагерь и армию. Посмотреть было на что, так как в тот же день к силам Сципиона присоединился Масинисса, приведший с собой шесть тысяч пехотинцев и четыре тысячи всадников (по Полибию, это случилось несколько позже). Когда прогулка по лагерю закончилась, пунийские разведчики были отпущены. Показная обходительность Сципиона простиралась настолько, что он дал им денег на дорогу и провожатых, напутствовав рассказать Ганнибалу обо всем, что они видели (Полибий, XV, 5, 3–7; Ливий, ХХХ, 29, 1–4). Многие исследователи отвергают этот сюжет, как прямое заимствование из сочинения Геродота, в котором рассказывается о подобном поведении царя Ксеркса, показавшего вражеским лазутчикам всю мощь своего войска. Однако нет ничего невероятного в том, чтобы увлекавшийся греческой культурой и литературой Сципион тоже читал соответствующее место в «Истории» Геродота и теперь постарался воспроизвести его «живьем».
Пуниец ничуть не порадовался столь успешному выполнению разведчиками своего задания. Ему стало ясно, что у Сципиона есть силы для того, чтобы чувствовать уверенность, которую сам Ганнибал явно не испытывал. Трезво оценивая шансы в предстоящей борьбе, он решил попытаться использовать последнюю возможность для примирения, а заодно и лично пообщаться со своим противником. Сципион был не против, и, чтобы встреча могла состояться, римская армия перешла к городу Нараггаре (возможно, совр. Сиди-Юсеф, в 80 км от Замы Царской), а карфагеняне заняли позицию на холме в четырех милях от них (Полибий, XV, 5, 8–14; 6, 1–2; Ливий, ХХХ, 29, 4–10).
На следующий день оба военачальника вышли из лагерей под охраной небольших конных отрядов, которые были оставлены на условленном расстоянии, после чего, сопровождаемые каждый одним переводчиком, великие полководцы встретились. Первым заговорил Ганнибал. Он признавал права римлян на Сицилию, Сардинию, Испанию и все прочие острова между Африкой и Италией. Сципион возразил, что вышеперечисленные земли и так уже находятся во власти римлян и предложенные Ганнибалом условия значительно мягче тех, на которых уже заключался нарушенный пунийцами договор. По его мнению, новый договор должен основываться на прежнем, но быть жестче для Карфагена, включив в себя возмещение за захваченные корабли и оскорбление послов. Для Ганнибала это было неприемлемо, и, не предпринимая дальнейших усилий по сближению позиций, полководцы прервали переговоры. Все должна была решить битва (Полибий, XV, 6, 3–8; 7; Ливий, ХХХ, 30; 31).
