* * *
Ливийская война явилась тяжелейшим испытанием для карфагенской державы, которая вновь, как во времена нашествий Агафокла или Регула, оказалась на краю гибели. Что же помогло ей спастись и был ли подобный исход событий единственно возможным?
Исходя из рассказа Полибия (а никакой другой из доступных нам источников не содержит сколько-нибудь сравнимого описания этих событий) складывается впечатление, что решающим оказался личностный фактор. Восставшие не уступали карфагенянам ни в численности бойцов, ни в выучке, боевом опыте и дисциплине, ни в вооружении; проблем со снабжением они тоже не должны были испытывать. Кроме того, естественно, что на первых этапах восстания на их стороне была и стратегическая инициатива. В решающий момент наемникам и ливийцам не хватило для победы только одного: человека, подобного по своим полководческим способностям Гамилькару Барке. Безусловно, их вожди Матос, Спендий и Автарит были незаурядными людьми, но они никогда не командовали крупными воинскими подразделениями, и новая должность оказалась им не по плечу. Недостаток опыта у руководителей восстания, очевидно, дополнялся и отсутствием среди них единого руководства.
Хотя в ходе своего рассказа Полибий неоднократно подчеркивает выдающиеся качества Гамилькара, все же существовали и другие факторы, позволившие карфагенскому правительству победить.
Несмотря на то что с обеих сторон сражались воины, прошедшие одинаковую боевую школу и не уступавшие друг другу ни в выучке, ни в решительности, Гамилькар имел важное преимущество, располагая в составе своей армии слонами и нумидийской конницей, страх перед которыми долгое время удерживал восставших от сражений на открытой местности и сковывал их маневр. Слоны вообще сыграли очень важную роль на поле боя, и Ливийская война являет собой пример едва ли не самого эффективного их использования в истории военного дела Карфагена. По крайней мере, в войнах с теми же римлянами успех сопутствовал слонам гораздо реже.
И, наконец, не в последнюю очередь победить своих мятежных солдат, рабов и подвластное население пунийцам помогла поддержка, оказанная другими странами. Ни Гиерон, ни тем более римляне не испытывали дружеских чувств к своим недавним врагам, но все они пока что вовсе не были заинтересованы в падении карфагенской державы: Гиерон, в частности, потому, что стремился оставить достойный противовес усиливавшемуся Риму, а римляне не желали возникновения на месте прежнего соперника нового, непредсказуемого государства восставших, само существование которого серьезно дестабилизировало бы обстановку в регионе и стало бы опасным примером для италийских союзников и рабов.
Отношение римлян к оказавшимся в труднейшем положении пунийцам хорошо отразила ситуация вокруг Сардинии. Как уже упоминалось, восставший гарнизон острова запросил помощи у римлян, в которой ему было отказано. Однако спустя некоторое время, в 238 г. до н. э., когда положение карфагенян уже не было критическим, сардинские солдаты вновь обратились к римлянам за помощью против туземцев. На этот раз сенат начал готовить экспедицию. Карфагеняне попытались было восстановить свое влияние на острове и стали собирать силы, чтобы покарать бывших подданных. В ответ на это римляне не замедлили объявить им войну, заявляя, что пунийские приготовления направлены против них, а не сардинцев. В результате карфагеняне вынуждены были отказаться от острова и выплатить Риму тысячу двести талантов серебром (Полибий, I, 88, 8–12).
Итак, хотя Карфаген и пережил Ливийскую войну во многом благодаря помощи Рима, новая схватка с ним была неизбежна.
Подчинение Карфагеном Испании
Подавление восстания еще не означало, что в пунийском обществе наступило долгожданное спокойствие. Напротив, судя по довольно скудным упоминаниям источников, ситуация в Карфагене характеризовалась сильнейшим обострением внутриполитической обстановки и борьбы за власть между основными «партиями». Олигархам – сторонникам Ганнона Великого, стремившимся к мирной внешней политике, по-прежнему противостояли Гамилькар Барка и «партия войны», чьи позиции многократно усилились за последние годы. Успехи в боях с римлянами и наемниками сделали Гамилькара народным героем и обеспечили ему поддержку демократических кругов, с лидером которых, Гасдрубалом, он породнился, выдав замуж свою дочь. По-видимому, именно это помогло Гамилькару справиться со своими противниками, когда они пытались привлечь его к суду как виновника бедствий своей родины (Аппиан, Испания, 4).
Пользуясь огромной популярностью в народе и армии, Гамилькар стал самым могущественным человеком в государстве и мог действовать, уже не дожидаясь санкций правительства. Теперь он, по сути, один направлял внешнюю политику Карфагена, сделав конечной ее целью реванш за поражение от римлян. Чтобы его достичь, требовалось прежде всего восполнить потери, понесенные в недавней войне, и максимально увеличить ресурсы страны. Сделать это Гамилькар планировал за счет нового завоевания Испании, почти полностью потерянной пунийцами за годы борьбы с Римом (источники не сохранили описаний этих событий, вероятно, большую роль в этом сыграли жители греческой Массилии).
Выбор именно этого направления военной активности был не только не случайным, но в сложившихся обстоятельствах и единственно возможным для Карфагена. Не будучи объединенной под чьим-либо господством, населенная десятками племен различного происхождения (среди них выделяются четыре основные этнические группы: лигуры, иберы, кельты и кельтиберы), Испания оказалась наиболее удобным объектом для завоевания. Учитывая, что раньше значительная часть ее уже была под властью пунийцев или финикийских поселенцев, да и на тот момент на Иберийском полуострове еще сохранялись некоторые карфагенские колонии (Гадес, Малака и пр.), боевые действия там значительно облегчались. Поскольку Сицилия и Сардиния находились в руках Рима, единственным плацдармом для нападения на Италию опять же оставалась Испания. Обладание ею сулило и немалые экономические выгоды, способные возместить любые военные расходы: горы Сьерра-Морены были богаты ценными рудами, плодородная долина Бетиса давала хлеб, вино и оливковое масло, а порты контролировали важнейшие торговые пути в Западную Африку, в Британию и дальше на север. Наконец, для поднятия национального духа, пошатнувшегося в результате поражения от Рима и опаснейшего восстания наемников, карфагенское общество попросту нуждалось в войне, причем, разумеется, победоносной и на чужой территории. Наибольшие шансы для этого мог предоставить только Иберийский полуостров.
В 237 г. до н. э. Гамилькар во главе небольшого отряда высадился в Гадесе, откуда начал продвигаться по долине реки Гвадалквивир. Здесь он разгромил племена турдетанов и бастулов, чьи вожди погибли в сражении. По отношению к местному населению Гамилькар старался проводить сравнительно мягкую политику, направленную на то, чтобы превратить бывших врагов если не в друзей, то в вынужденных союзников. Так, три тысячи пленных турдетанов и бастулов были включены в состав карфагенской армии, став одновременно заложниками лояльного поведения своих племен. Когда же была подавлена попытка к сопротивлению иберийского вождя Индорта, а сам он казнен, его пленные воины были освобождены (Диодор, 25, 10, 1–2). Надо полагать, впоследствии многие из них также примкнули к армии победителя.
