Рим между Первой и Второй Пуническими войнами
Для Рима, как и для Карфагена, непродолжительный промежуток времени, с 241 по 218 г. до н. э., был заполнен важными и полными драматизма событиями, которые сильнейшим образом отразились и на состоянии самого государства, и на ходе следующей Пунической войны.
Как и в Карфагене, в Риме вслед за прекращением борьбы с внешними врагами последовало обострение социальной напряженности внутри гражданского общества. На то были веские причины. Война с Карфагеном затронула огромную часть населения Римской республики и ее италийских союзников. Сотни тысяч крестьян и ремесленников прошли через службу в армии и на флоте. Они годами сражались вдали от дома с опаснейшим противником, вынесли на себе все тяготы войны и вернулись победителями, будучи вправе ожидать награды за свои труды. Но, пожалуй, вся прибыль, которую простым римлянам удалось получить от победы, ограничивалась той добычей, которую они смогли принести с собой. Никаких популярных правительственных мер, способных облегчить их положение, не последовало. Даже на обильно политую римской кровью Сицилию не было выведено ни одной новой колонии.
В свете этого вполне естественно, что демократические круги Рима стремились увеличить собственный политический вес и улучшить материальное положение.
Первая цель была в определенной степени достигнута сразу же после окончания войны проведением реформы центуриатных комиций. Детали ее из-за крайней скудости источников по внутренней истории Рима на этот период до сих пор остаются во многом гипотетичными, да они и не столь важны для нашей темы, однако о результате реформы можно говорить вполне уверенно. Если раньше главенствующее положение в комициях занимали всадники и представители первого имущественного класса, то теперь решающие голоса получали средние имущественные классы.
Улучшение же материального благополучия рядовых земледельцев оказалось тесно связано с решением наиболее важной внешнеполитической проблемы, которая встала перед римлянами в 230–220 гг. до н. э., – борьбой с кельтами Цизальпинской Галлии.
Живущие в северной части Апеннинского полуострова кельтские племена уже неоднократно встречались на полях сражений с римлянами, затевая грабительские рейды либо, наоборот, отражая их карательные экспедиции. Последний перед Первой Пунической войной крупный поход кельтов на Рим состоялся в 282 г. до н. э. и окончился их полным разгромом, после которого те долго не могли оправиться. Эта победа оказалась исключительно своевременной для римлян, потому что уже через три года, когда им пришлось воевать с Пирром, а затем и с карфагенянами, они могли не волноваться за свой тыл.
Прошло без малого полстолетия, когда на северных границах Римской республики опять стало неспокойно. Новое поколение кельтской молодежи, еще не опробовавшее свои силы в боях с южными соседями, горело желанием отомстить за неудачи своих отцов. Очередное нашествие грозило римлянам в 236 г. до н. э., однако в результате возникших в кельтском войске конфликтов, переросших затем в междоусобную резню, поход не состоялся.
Повод к следующему крупному вторжению дали кельтам сами римляне. В 232 г. до н. э. народный трибун Гай Фламиний провел через трибутные комиции закон, в соответствии с которым земли на так называемом Галльском поле, занимаемом ранее кельтским племенем сенонов, подлежали раздаче небольшими участками римским гражданам. Тем самым должен был быть удовлетворен земельный голод простых земледельцев.
Кельты, живущие в долине реки Пад (По), восприняли это как прямую угрозу собственному существованию и решили нанести упреждающий удар. Их войско на этот раз включало в себя не только цизальпинские племена бойев и инсубров, но и наемников из числа галатов, проживавших в Альпах и долине Родана (Роны) и называемых также гесатами (от кельтского gaesum, тяжелое метательное копье). В соответствии с данными Полибия (Полибий, II, 23, 4), армия кельтов насчитывала пятьдесят тысяч пехотинцев, двадцать тысяч кавалеристов и боевые колесницы.
Слухи о полчищах, собираемых в Цизальпинской и Трансальпинской Галлии, посеяли в Риме едва ли не панику. Еще до того как кельты двинулись в поход, римляне уже вовсю запасались продовольствием, набирали легионы и даже несколько раз выдвигали их к границам. Военные приготовления отличались необыкновенным размахом. Общая опасность сплотила вокруг Рима латинских союзников, полагавших, что перед лицом такого врага они должны забыть о борьбе за первенство в Италии и отстаивать общую независимость. Наряду с военной подготовкой велась и дипломатическая, благодаря которой римляне смогли переманить на свою сторону племена венетов и гономанов, которые могли угрожать землям бойев и инсубров. Атаки ждали месяц за месяцем, а на это время все остальные внешнеполитические дела считались менее значимыми. Именно это ожидание кельтского вторжения заставило римлян смириться с карфагенскими завоеваниями в Испании и отдать в 226 г. до н. э. Гасдрубалу значительную ее часть южнее Ибера.
Наконец, в 225 г. до н. э. объединенная кельтская армия перешла Альпы и вторглась в Италию. Противостоящие им силы римлян и союзников были весьма внушительны. Их ядро составляли две консульские армии, включавшие в себя четыре легиона по пять тысяч двести человек пехоты и триста всадников в каждом. Помимо этого, консулы располагали войсками союзников числом до тридцати тысяч пехоты и двух тысяч конницы. Один из консулов, Гай Атилий, переправился на Сардинию, в то время как другой, Луций Эмилий, выдвинулся к Аримину, чтобы контролировать передвижения противника. Союзные племена тирренов и сабинов мобилизовали более пятидесяти тысяч человек пехоты и четырех тысяч конницы. Эту армию римляне разместили на границах Тиррении, назначив командиром своего претора. У границ Галатии для возможного нападения на земли бойев и инсубров были сконцентрированы ополчения умбров, сарсинов, венетов и гономанов, всего около сорока тысяч воинов. Кроме того, в самом Риме стояло двадцать тысяч легионеров и полторы тысячи конницы собственно римских, а также тридцать тысяч пехоты и две тысячи конницы от союзников, а два запасных легиона по четыре тысячи двести человек пехоты и двести конницы были размещены в Италии и Сицилии. И, наконец, подчиненные римлянам италийские народы обязались выставить в случае необходимости свои контингенты: латины – восемьдесят тысяч пехоты и пять тысяч конницы, самниты – семьдесят тысяч пехоты и семь тысяч конницы, япиги и мессапии – пятьдесят тысяч пехоты и шестнадцать тысяч конницы, луканы – тридцать тысяч пехоты и три тысячи конницы, марсы, маррукины, ферентаны и вестины – двадцать тысяч пехоты и четыре тысячи конницы. Итого к оружию было призвано сто сорок тысяч восемьсот человек пехоты и семь тысяч двести человек конницы, а всего среди римлян и их союзников можно было мобилизовать до семисот тысяч человек пехоты и до семидесяти тысяч конницы (любопытно, что у Полибия общее количество римских войск не совпадает с суммой численностей их отрядов (Полибий, II, 24, 2–17).
Тем временем кельты беспрепятственно вторглись в Тиррению и разграбили ее, после чего пошли уже на Рим. Они не знали, что следом за ними идет армия, которую римляне оставляли для охраны Тиррении и которая по каким-то причинам не вышла навстречу им ранее. Когда кельты находились неподалеку от города Клузий и до Рима оставалось идти всего три дня, им стало известно о настигавших их преторских войсках. Они тут же развернулись и пошли на римлян, намереваясь дать бой. Когда противники оказались в виду друг у друга, наступил вечер, поэтому о битве думать было уже поздно. Армии остановились на ночлег, но кельты тайно отвели главные силы к городу Фезоле, оставив в лагере только всадников. Их хитрость удалась: решив, что большая часть вражеской армии попросту разбежалась, римляне атаковали оставшуюся конницу, которая сразу же начала отступать в направлении Фезолы. Ничего не подозревая, римляне продолжали преследование, пока не наткнулись на основные силы кельтов, которые внезапно напали на них из засады. После упорного боя преторская армия бежала, оставив на поле боя не менее шести тысяч убитых (Полибий, II, 25, 4–9).
