Так, впервые за время Второй Пунической войны во главе римской армии оказались два консула, представлявшие если и не прямо враждебные друг другу, то достаточно остро соперничавшие слои общества. От таких полководцев трудно было ожидать не только согласованных действий, но даже одинаковых реакций на одни и те же события, ведь в своих решениях они старались руководствоваться прежде всего интересами выдвинувших их политических группировок, которые не всегда совпадали.
Самнитский шлем. III в. до н.э. Музей земли Баден, Карлсруэ, Германия.
Внутриполитические проблемы не помешали римлянам принять самые активные меры для исправления ситуации. Говоря словами Полибия, «римляне, как государство, так и отдельные граждане, бывают наиболее страшными тогда, когда им угрожает серьезная опасность» (Полибий, III, 75, 8). Набирались новые легионы, в Рим стягивались войска союзников, даже Гиерон в ответ на просьбу сенаторов прислал пятьсот воинов-критян и тысячу пельтастов. Войска были отправлены на Сицилию, на Сардинию, в Тарент и «все другие удобно расположенные пункты», были снаряжены шестьдесят новых квинкверем. В Этрурии и Аримине делались запасы продовольствия, так как именно здесь планировалось вести очередную военную кампанию (Полибий, III, 75, 4–8).
Хотя зимой боевые действия традиционно затихали, Ганнибал не упустил случая нанести римлянам несколько новых уколов. Пока основная часть его армии отдыхала в Цизальпинской Галлии, тревожить врага продолжала конница, на равнинах это были нумидийцы, а в горной местности лузитаны и кельтиберы. Своими рейдами они сумели полностью перекрыть сухопутные коммуникации римлян, оставив им возможность доставлять грузы только по морю или рекам. Однажды ночью массированной атаке пунийцев подверглось поселение недалеко от Плаценции, располагавшее важной морской гаванью и защищенное сильным гарнизоном. Ганнибал сам повел конницу и легкую пехоту, однако подойти к укреплению незаметно ему не удалось. Тревога, поднятая часовыми, была услышана даже в Плаценции, и находящийся там консул Сципион сразу выступил на помощь с конницей, в то время как легионы шли следом. Дело, впрочем, ограничилось только конной схваткой, в ходе которой сам Ганнибал получил ранение и вынужден был отступить.
Через несколько дней, когда рана Ганнибала немного зажила, он решил захватить городок Виктумулы, во время войны с инсубрами в 223 г. до н. э. превращенный в крупную римскую продовольственную базу, а теперь еще принявший большое количество беженцев со всей округи. На этот раз Ганнибал, похоже, не пытался делать тайны из цели своего очередного нападения, по крайней мере, жителям Виктумул стало заранее известно об угрозе своему городку. Ободренные вестями о недавнем отражении пунийской атаки на крепость под Плаценцией, они решили встретить врага в поле и, собрав ополчение в тридцать пять тысяч человек, вышли ему навстречу. Столкновение произошло достаточно внезапно для обеих сторон, так что противники даже не успели полностью перестроиться из походного порядка. В такой ситуации решающее значение имел боевой опыт, по части которого римские поселенцы не могли сравниться с ветеранами Ганнибала. Ополченцы были рассеяны, и на следующий день Виктумулы открыли ворота карфагенянам. Жители сдали оружие, но это не спасло их город от разграбления.
На время самых сильных зимних холодов Ганнибал прекратил и такие вылазки. Пунийцы восстанавливали силы перед новой кампанией, а их полководец продолжал всячески укреплять связи со своими новыми союзниками. Ганнибал по-прежнему демонстрировал, что пришел воевать исключительно с римлянами, в то время как остальные италийцы не должны считать его своим врагом. В доказательство этого он без выкупа отпустил домой всех пленных римских союзников, с которыми и раньше обращались хорошо, тогда как римляне содержались в нарочито суровых условиях.
Присоединившиеся к пунийской армии цизальпинские кельты, на чью поддержку Ганнибал так рассчитывал, тем не менее не внушали ему доверия. Узнав, насколько переменчивы могут быть их симпатии в зависимости от сиюминутной обстановки, он даже всерьез опасался покушений на свою жизнь. Чтобы обезопасить себя, а также иметь возможность лично изучать настроение в войсках, Ганнибал часто изменял свою внешность с помощью различных париков и соответствующей им одежды. Так он узнал, что кельты недовольны затягиванием боевых действий на собственной территории и стремятся как можно скорее вторгнуться в Центральную Италию. Было ясно, что чем скорее Ганнибал продолжит поход, тем меньше вероятность распада и беспорядков в его собственной армии (Полибий, III, 77, 3–7; 78, 1–5).
Испания, 217 г. до н. э.; действия на море
Тем временем боевые действия в Испании шли своим чередом. В начале лета 217 г. до н. э. командующий карфагенскими войсками Гасдрубал предпринял новое масштабное наступление на римлян, которое должно было вестись как по суше, так и по морю. Для этого за зиму им было снаряжено десять боевых кораблей, которые вместе с тридцатью уже имевшимися составили новую эскадру. Об имени командовавшего ею флотоводца в источниках имеются расхождения: Полибий называет Гамилькара, Ливий – Гимилькона (Полибий, III, 95, 2; Ливий, XXII, 19, 3).
Сухопутная пунийская армия и корабли вышли из Нового Карфагена и направились параллельно побережью на север, к устью Ибера. Гней Корнелий Сципион, узнав о приближении врага, сперва намеревался дать ему отпор одновременно на суше и на море. Однако, после того как до него дошли сведения о численности карфагенской армии, он решил не рисковать и сосредоточить усилия на разгроме вражеского флота. Римскую эскадру составили тридцать пять кораблей, команды которых были усилены отборными легионерами. Выйдя из Тарракона, они на следующий день были уже милях в десяти от Ибера, в устье которого к тому времени стоял карфагенский флот (Полибий говорит, что расстояние между их флотами составило всего около восьмидесяти стадий, то есть двух миль, что явно плохо согласуется с дальнейшим). Отправленные на разведку два массилийских корабля принесли точные данные о местонахождении противника, и Гней Сципион решил атаковать, пока карфагенские корабли находятся на стоянке.
Дальше в рассказах наших главных источников снова есть определенные различия. Так, Полибий утверждает, что карфагеняне заблаговременно знали о приближении вражеских кораблей (Полибий, III, 96, 1), в то время как у Ливия красочно рисуется ситуация, когда гонцы сообщают о подходе римлян и, хотя тех еще не видно, среди карфагенских моряков возникает паника, которая очень мешает им приготовиться к бою и в конечном итоге оказывается причиной их поражения (Ливий, XXII, 9–12). По Полибию же, этой причиной стала излишняя надежда пунийских матросов на помощь со стороны сухопутных сил (Полибий, III, 96, 3). Так или иначе, но карфагеняне изготовились к встрече противника одновременно как на море, так и на берегу, и последовавшее сражение между эскадрами очень быстро принесло успех римлянам. Теснимые врагом, пунийские корабли выбрасывались на берег либо застревали на мелях, а их экипажи бежали под защиту сухопутного войска. Довершая разгром, римляне увели все брошенные корабли карфагенян, которые удалось стащить на большую воду. Данные о потерях карфагенян также разнятся. Полибий говорит о двух потопленных кораблях и еще четырех, потерявших весла и команду (что же с ними после этого стало? Полибий, III, 96, 4), по Ливию, два пунийских корабля были захвачены в начале боя, а четыре потоплено (Ливий, XXII, 19, 12), и оба автора согласны в определении общего количества пунийских кораблей, попавших в итоге в руки римлян: двадцать пять из сорока.
