Вот теперь Фабий Максим уже не собирался медлить. Прорыва он не боялся, очевидно, надеясь взять противника в клещи, если он пойдет на перевал, поэтому всячески обдумывал план генерального сражения, которое, по его расчетам, должно было произойти на следующий день. Он никак не мог предположить, что этого дня у него уже не будет и за одну ночь Ганнибал развеет прахом все плоды его трудов.
Накануне пунийцы несколько раз пытались выманить главные силы римлян на равнину, но ничего не добились и только понесли излишние потери (по данным Ливия, восемьсот против двухсот убитых у римлян; Ливий, XXII, 16, 1–3). Но Ганнибал уже придумал, как выйти из западни. Он вызвал к себе Гасдрубала, который, кроме всего прочего, заведовал хозяйственной частью в войске, и поручил ему сделать как можно больше факелов, а также подогнать к лагерю из захваченных табунов порядка двух тысяч самых сильных быков. Когда это было сделано, Ганнибал созвал находившихся при армии рабочих и поставил перед ними задачу: по сигналу они должны будут гнать быков в сторону высот, рядом с которыми стоял римский отряд, закрывавший перевал. После этого всем воинам было приказано ужинать и отдыхать. Глубокой ночью по команде Ганнибала рабочие стали прилаживать факелы к рогам быков. Когда это было сделано, факелы подожгли и все стадо устремилось к заранее намеченным высотам. Вместе с погонщиками его направляли пунийские копейщики, которым Ганнибал дал особое задание. От них требовалось, когда быки будут уже неуправляемы, захватить высоты и отбить возможные атаки римлян. Остальная карфагенская армия тоже была приведена в боевую готовность и построена для прорыва: впереди тяжелая пехота, дальше конница, за нею обоз и в арьергарде иберы и кельты.
Охранявшие перевал римляне были потрясены и напуганы невиданным зрелищем: на ближайшие к ним холмы с грохотом несся поток огней, поджигавший по пути кусты и деревья. Что это было на самом деле, понять в темноте было трудно, и вполне могло сойти за толпу людей. Боясь быть окруженными и, очевидно, надеясь оказать противнику отпор, римляне ушли с перевала и поднялись на высоты. Каково же было их недоумение, когда им попались несколько быков с факелами на рогах. Неразбериха еще усилилась после того, как римляне наткнулись на идущих за быками карфагенских копейщиков. Столкновение не принесло явного успеха ни одной из сторон, отряды вскоре были разделены мечущимися животными и до рассвета простояли почти бок о бок.
В основном римском лагере тоже заметили необычное «факельное шествие». Фабий понял, что враг применил какую-то хитрость, но об истинном состоянии дел догадываться не мог и, верный своим принципам, не трогался с места, пока не рассветет. Ганнибал между тем беспрепятственно провел армию под носом у диктатора через никем не охраняемый перевал и был уже в Самнии (Полибий, III, 93–94; Ливий, XXII, 16–17).
С наступлением дня между оставшимися на холмах карфагенскими копейщиками и римлянами начался бой, итог которого явно клонился в пользу последних, пока Ганнибал не выслал на подмогу своим отряд иберов. Привычные к горной местности, они спасли положение и, по-видимому, нанесли римлянам серьезные потери, которые, впрочем, наши основные авторы оценивают очень по-разному: Полибий говорит о приблизительно тысяче человек, а Ливий лишь о нескольких погибших; потери самих иберов были минимальными (Полибий, III, 94, 5–6; Ливий, XXII, 18, 1–4). Оказавшись в Самнии, Ганнибал сделал ложный маневр в направлении Рима, но потом вторгся в область пелигнов, откуда пошел в Апулию (Ливий, XXII, 18, 6–7).
Фабий Максим не изменил своей стратегии даже после позора карфагенского прорыва. Он по-прежнему не атаковал противника, а шел параллельно ему, придерживаясь возвышенностей и прикрывая Рим. Не помешал он и взятию Ганнибалом апулийского города Гереоний (у Полибия Геруний). Богатый хлебом, он привлек Пунийца в качестве удобной базы для зимовки. На его предложение союза горожане ответили отказом, после чего город был взят штурмом, а все его жители перебиты. Свой лагерь Ганнибал устроил под городскими стенами, оградив рвом и валом. Армию он поделил надвое: две трети рассеялись по окрестностям в поисках фуража, а оставшаяся часть защищала их и охраняла лагерь.
События последнего времени основательно подорвали репутацию Фабия Максима. Его действия – или, как казалось большинству, бездействие – лишали армию верного шанса победить и избавить, наконец, страну от кошмара иностранного вторжения. Недовольство диктатором усилилось не только среди его же воинов, но и в Риме. Ганнибал тоже постарался дискредитировать своего противника: когда на пути его войск попалась вилла Фабия, он приказал оставить ее в неприкосновенности, в то время как все вокруг было предано огню (Ливий, XXII, 23, 4). Для многих в Риме это послужило лишним доказательством измены диктатора.
И вот, по прошествии всего нескольких дней Фабий фактически лишился своего поста. Его не отстраняли от должности, а попросту удаляли из армии под благовидным предлогом – оказалось, что ему необходимо совершить в Риме некоторые важные жертвоприношения. Фабию ничего не оставалось, кроме как покинуть армию, передав руководство ею начальнику конницы Марку Минуцию. Зная настроение своего заместителя, Фабий и просил, и умолял его не нарываться на сражение, а заботиться прежде всего о сохранении собственных сил. Он старался убедить Минуция, что прошедшее лето принесло пользу, так как римляне почувствовали уверенность, а пунийцы не одержали ни одной крупной победы, что уже можно считать достижением. Наверное, он и сам хорошо понимал всю бесполезность своих уговоров, да и истинные причины вызова в Рим не могли быть для него секретом: когда он принимал армию, его обязанности по проведению религиозных обрядов взял на себя претор Марк Эмилий (Ливий, XXII, 9, 11), а теперь его личное присутствие на жертвоприношениях посчитали более важным. Как только он уехал, Марк Минуций стал искать возможность разбить основные силы карфагенян в решающей битве (Полибий, III, 94, 8–10; Ливий, XXII, 18, 8–10).
Приняв единоличное командование армией, Минуций повел ее за карфагенянами. Сперва он, как и Фабий до него, придерживался гористой местности, но, когда был захвачен Гереоний, спустился на равнину и устроил лагерь на одном из холмов, где находилась крепость Калена. Ганнибал, зная о подходе римлян, перенес свой лагерь на пару километров от города и тоже расположил его на холме. Теперь он мог надежнее защитить фуражиров, которые продолжали рыскать по окрестностям, по крайней мере, такое объяснение его маневру дает Ливий, в чем он, скорее всего, прав лишь отчасти (Ливий, XXII, 24, 5). Как видится из дальнейших событий, план пунийского полководца был глубже.
Несмотря на близость неприятеля – расстояние до римского лагеря было всего около трех километров, – Ганнибал не перестал высылать своих воинов для фуражировки, только на этот раз ею занималась треть армии. Этим провокация не ограничилась: Ганнибал отрядил две тысячи копейщиков для захвата холма, находившегося между лагерями противоборствующих армий и господствовавшего над позицией римлян. Проделано это было ночью, и на следующий же день по приказу Минуция велиты выбили пунийцев с холма, на который римляне перенесли свой лагерь. Некоторое время после этого Ганнибал не посылал воинов на сбор продовольствия, но через несколько дней все же приказал выгнать скот на пастбище, а воинам продолжать заготавливать фураж. На этот раз такой маневр не остался безнаказанным. Дождавшись полудня, Минуций вывел армию в поле, причем тяжелая пехота контролировала пунийский лагерь, а конница и велиты, поделившись на несколько отрядов, занялись истреблением фуражиров, имея приказ пленных не брать. Повлиять на ситуацию Ганнибал не мог, у него едва хватило сил отстоять собственный лагерь. Его выручил Гасдрубал, который ранее отступил к старому лагерю у Гереония, а теперь подошел с четырехтысячным отрядом. Получив такое подкрепление, Ганнибал вывел свою армию из лагеря и отогнал, наконец, римлян (Полибий, III, 102, 1–8).
