– Надо охлаждать, — сказал Юра.
– Система охлаждения действует.
– Еще надо. Вручную. Возьму баллончик с азотом, буду обдувать по мере надобности.
– Не лишено целесообразности, — пробормотал Колин. — Только там же не то что сесть — стоять негде. В три погибели… Долго так не простоишь.
– Простою, — сказал Юра.
– Иди. Только не злоупотребляй.
– Понятно.
Парень торопливо ушел в корму. Смотри — пригодился и в самом деле. А мысль неплоха. Свидетельствует о том, что начатки технического мышления у него есть.
Снова потекло время. «В три погибели в этой жаре, — подумал Колин. — Там каждая минута покажется часом… Если так, то, может быть, все-таки чуть ускорить темп? Сэкономить эту минуту?
Он покачал головой: хорошо бы, конечно, но нарушать ритм, в котором сейчас работает рест, нельзя. Именно это нарушение ритма может оказаться роковым. Нет, до следующей группы придется дойти в этом же ритме.
«Инстинкт самосохранения, — недовольно подумал он. — Не главное ли теперь добраться побыстрее, чтобы спасти тех, кто сейчас ожидает помощи, кто бессилен предпринять хоть что-нибудь? Не стоит ли ради такой цели и рискнуть собой?»
Нет, перебил он сам себя. Дело обстоит вовсе не так. Рискуя собой, он рискует и теми людьми. И еще одним: результатами экспедиции. Тем, что получил Арвэ с товарищами.
Может быть, никто из нас и не уцелеет. Но если при этом результаты дойдут до современников, то погибнем мы не зря. А если не дойдут…
А результаты здесь. В этой машине. У него в кармане.
Риск был бы совершенно неоправданным.
«Терпи, парень! — подумал Колин, словно именно парень уговаривал его увеличить темп. — Терпи. Дойдем и так».
Они дошли. Когда время вдруг окружило их, историческое время со всеми своими камнями, жизнями и проблемами, Колин, чувствуя изнеможение, еще несколько секунд не поднимал глаз от приборов, указатели которых медленно возвращались на нулевые позиции. Дошли. Все-таки дошли… Он покосился на парня; тот, согнувшись, пробирался к двери. Да, несладко ему пришлось, очень несладко… И дышал он там всякой ерундой, тяжелый воздух в машине, надо провентилировать…
Колин неуклюже вылез из машины, чувствуя, как затекло все тело. Столько времени без движения! Юра и Тер-Акопян подошли, лица их были серьезны.
– Он не оставил, — сказал Юра едва слышно.
– Это очень скверно, знаешь ли, что не изобретена связь, — сказал Тер. — Очень неудобно, знаешь ли. Вы бы мне сообщили, я забрал бы у него ресты, и вам не пришлось бы ни о чем беспокоиться.
– Ничего себе беспокоиться, — сказал Колин. — Речь идет о жизни людей…
Тер кивнул.
– Я знаю. Но что тут поделаешь? Если бы мои вздохи могли помочь, то и в современности было бы слышно, как я вздыхаю. А так, я думаю, не стоит. Я вот что сделаю: заберу свои батареи сколько смогу и отвезу туда, вниз.
– У тебя же хроноланг для средних уровней.
– Как будто я не понимаю, — сказал Тер. — Подумаешь, мезозой — тоже средний уровень.
– Только в случае, если мы Сизова нигде не догоним, — сказал Колин. — Ты сам увидишь, расчет времени тебе ясен.
Да, может статься, что нигде не догоним. Очень вероятно. Хотя это уже размышления по части некрологов. Но раз такое предчувствие, что добром эта история не кончится… На этот раз гнилой рест не выдержит. Обидно — ведь больше двух третей пути пройдено.
Зато последняя стоит обеих первых. До сих пор было шоссе, а теперь пойдет уж такой булыжник…
– Ладно, — сказал Колин и хлопнул Юру по спине. — Поехали, что ли? Надо полагать, прорвемся. Все будет в порядке.
Юра кивнул, но на губах его уже не было улыбки, которая обязательно появилась бы, будь это прежний Юра. Колин включил ретаймер осторожно, опасаясь, как бы с рестом не случилось чего-нибудь уже в самый момент старта. Медленно нарастил темп до обычного, а затем постарался вообще забыть, что на свете существует регулятор темпа. Больше никакой смены ритмов не будет до самого конца. Каким бы этот конец ни оказался.
Глаза привычно обегали приборные шкалы. Стрелка часов ползла медленно-медленно… Указатели барохронов порывисто качались из стороны в сторону: снаружи была уже история, и все больше в ней становилось событий… Но рест держался. И Юра тоже держался там, в ретаймерном отделении. Хоть бы оба выдержали!
Рест начал сдавать первым. Это произошло примерно еще через три часа. Раздался легкий треск, и сразу же повторился. Колин лихорадочно завертел рукоятки. Юра из ретаймерного прокричал:
– Сгорели две ячейки!
В его голосе слышался страх. Колин по-прежнему скользил взглядом по приборам, одновременно прислушиваясь к обычно еле слышному гудению ретаймера. Сейчас гудение сделалось громче, хотя только тренированное ухо могло почувствовать разницу. Две ячейки — не так много. Но обольщаться мыслью о благополучном завершении путешествия было уже трудно. Конечно, осталось еще сто восемнадцать. Но недаром говорится: труднo лишь начало. Оставшиеся ячейки напрягаются сильнее, им приходится принимать на себя нагрузку выбывших. А это значит…
Раздался еще щелчок, стрелки приборов шатнулись в разные стороны. Третья ячейка. Зажужжал компенсатор, по-новому распределяя нагрузку между оставшимися. Колин услышал за спиной дыхание, потом Юра опустился в соседнее кресло. Значит, не выдержал в одиночестве.
– Газ весь, — сказал Юра. — Охлаждать больше нечем.
Они обменялись взглядами, ни один не произнес больше ни слова. Говорить было не о чем: не каяться же в грехах перед смертью…
Еще щелчок. Четвертая.
Колин взглянул на часы. Еще много времени… Исторического, в котором надо подняться, и физического — тех секунд или часов, что должен выдержать рест. Каждый щелчок может оказаться громким — и последним, потому что оставшиеся ячейки способны сдать все разом. Нет, все-таки нельзя перегружать их до такой степени.
Он протянул руку к регулятору темпа, который был им недавно забыт, казалось, навсегда. Чуть убавил. Гудение стало тише. Но это, конечно, не панацея. Сбавлять темп до бесконечности нельзя; тогда они если и дойдут, то слишком поздно. И вообще, это палка о двух концах: ниже темп — больше времени в пути, дольше будет под нагрузкой рест. Нет, теперь убавлять он не станет.
Щелчок, щелчок, щелчок. Три щелчка. Нет, и это не помогает. Очевидно, ячейки уже вырождаются. Что ж, ясно, по крайней мере, где граница их выносливости при разумной эксплуатации. И то неплохо. Но до современности им не добраться…
Он покосился на Юру. Парень сидел в кресле, уронив, руки, закинув голову, глаза были закрыты, он тяжело дышал. Ну вот, этого еще не хватало.
– Что с тобой?
Юра после паузы ответил: