Старик поднялся. Он резко вытянул руку, заставляя Игоря умолкнуть.
– Если бы потребовалось, — сказал он очень спокойным голосом, — я прошел бы даже сквозь Новую, не только вблизи нее. Но пока не вижу оснований изменять курс. Вот все.
– Нет, не все! — крикнул Игорь. — Вы боитесь! И, кроме того…
Но последние слова Старик предпочел не услышать. Это он умел. Он повернулся и вышел, резко захлопнув за собой дверь.
7
Старик сидел в обычной позе, упершись взглядом в экран, лицо его не выражало ничего, кроме готовности ждать. Терпение — вот чем он обладал в изобилии, вот что осталось ему от прошлого. Сидит. Смотрит. Месяцами. Годами… И это о нем рассказывают легенды!
Старик обернулся на звук шагов. Брови его выразили изумление: наверное, он ухитрился уже забыть, что на корабле их двое. Эта мысль все еще оставалась для него новой. Или просто не ждал Игоря так скоро?
– Капитан!
– Я вас слушаю.
– Вы говорите: жизнь в пространстве — абсурд. А ваши журавли?
Старик помедлил.
– Вы же говорили, что ничего не знаете.
– Я и не знаю. Но кое-что слышал. Разве ваши журавли — это не жизнь?
Старик покачал головой.
– Всего лишь явление природы.
– Почему же они — журавли? — Игорь не хотел сдаваться.
– Это долгая история. И давняя. Но к земным птицам они не имеют отношения. К тем самым, на которых вы, по-видимому, еще не так давно смотрели не в одиночестве…
Игорь невольно вздохнул.
– Да, — пробормотал Старик, — журавли обычно вспоминаются в таких случаях. Простая ассоциация. Улетают, уносят… Когда они прилетают, они не столь заметны.
– А ваши — тоже улетели?
– И унесли. Я же говорил: старые друзья уходят. И мало того: они еще оставляют нерешенные задачи. Это в лучшем случае. А то еще они выдвигают проблемы, уходя.
– Я припоминаю… Там было что-то, связанное с аварией корабля?
– Что-то! — сказал Старик сердито. — Такие вещи надо знать во всех деталях! Это — опыт, сокровищница звездоплавания. Что-то!
– Я ведь кончал не Московский Звездный.
– Не имеет значения. Раз вы полетели…
– Полетел ради проблемы Новых! Но для вас, по-видимому, журавли куда значительнее.
– Да. Они для меня важнее.
Игорь опомнился.
– Простите меня, — сказал он. — Мне следовало понять. Конечно, раз это связано с гибелью корабля… У вас там кто-то был, да?
– Кто-то — это слишком просто сказано. У меня там был друг. Большой. Тогда в пространстве нельзя было не иметь друзей рядом.
– А сейчас?
– Сейчас ваш друг может жить на Земле, и все равно вы не будете разлучены с ним, обладая возможностью видеть и слышать его. Иная связь! Предположим, некая девушка…
Он умолк. После паузы сказал:
– Простите, это была бестактность. Я упустил из виду, что… Да. Во всяком случае, сейчас вас охраняет в пространстве могучая защита, сделавшая наши корабли практически неуязвимыми. А тогда друзья нужны были здесь, рядом. Дружба защищала нас. Тогда и возник метод парных полетов: шло сразу два корабля.
– Я вспомнил, — сказал Игорь. — Вы же были там!
– Я был там.
– На «Согдиане»…
– Вы опять перепутали. Я шел на «Галилее». Теперь это уже седая старина, — он провел рукой по коротким волосам, — тихоход класса «Бета-0,5». Мы шли к Эвридике, чтобы сдать корабли Дальней разведке и вернуться на рейсовой машине. Иногда это кажется заманчивым: путешествовать в качестве пассажира. Мы заранее предвкушали… Я был на «Галилее», да. А на «Согдиане» находился мой друг. «Согдиана» обладала более сильными двигателями…
8
«Согдиана» обладала мощными двигателями и надежной защитой. Она могла ускоряться быстрее и вскоре опередила «Галилея». Конечно, это было нарушением правил парного полета, но «Согдиану» очень ждали на Эвридике — планете в системе отдаленной звезды, где размещалась тогда передовая база Дальней разведки.
В день, когда расстояние между кораблями достигло полутора миллиардов километров и связь, в те времена еще несовершенная, должна была прерваться, пилота «Галилея», как обычно в таких случаях, охватила грусть. В космосе всегда становится грустно, когда прерывается связь, пусть даже не навсегда.
Вдогонку другу был послан традиционный привет и пожелание чистого пространства. Ответ должен был прийти через три часа. Однако уже через полтора был принят сигнал бедствия.
«Галилей» увеличил скорость до предела, не переставая посылать в пространство ободряющие слова — единственное, чем он пока мог помочь. Но словам нужно было время, чтобы дойти до «Согдианы», прозвучать в ее рубке, обратиться в другие слова и вернуться обратно: пока же до «Галилея» долетало лишь сказанное в те минуты, когда пилот терпевшего бедствие корабля даже не был уверен в том, что его слышат.
Высокий голос звучал непривычно сухо; он сообщал, что случилось самое страшное: вышли из-под контроля и начали терять мощность генераторы дельта-поля. Антивещество в топливных контейнерах «Согдианы» изолировалось дельта-полем; это было новинкой, до сих пор везде использовали для этой цели электромагнитное поле. Причина аварии оставалась неясной, хотя пилот и высказал несколько предположений. Командир — он же и весь экипаж «Галилея» — рвал на себе волосы: почему на «Согдиане» не пошел он? Привычка всегда выбирать слабейший корабль на этот раз обратилась против него; но ведь дельта-генераторы испытывались не раз и казались весьма надежными. Он еще увеличил скорость, хотя стрелки контроля безопасности уже колебались на красной черте, каждым движением перечеркивая ее крест-накрест, и вместе с нею как бы ставя крест и на самом «Галилее».
Потом голос изменился, он произнес: «Слышу тебя, знаю — ты успеешь, успеешь. Я…» На этом передача оборвалась. Натренированная мысль подсказала, что защитная автоматика корабля, лишившись дельта-устройств, пыталась спасти машину, создавая в АВ-контейнерах электромагнитную изоляцию. Для того чтобы получить необходимую мощность, автоматы отключили все, без чего корабль мог жить, — в том числе и аппаратуру связи. Теперь «Согдиана» боролась молча.
Полученный с «Согдианы» ответ помог уточнить расстояние между кораблями. Оно оказалось даже несколько меньше расчетного; наступила пора начать торможение. Казалось противоестественным уменьшать скорость, когда все требовало сумасшедшего стремления вперед; но пилот «Галилея» знал, сколь многие погибли, мчась до последнего и развивая затем, на сверхсрочном торможении, запретные перегрузки. Он помнил трагические истории, когда спасавшие корабли, вынесшись из глубины пространства, останавливались в намеченной точке, и терпевшие бедствие бросались в скафандрах и катерах под защиту бронированных бортов, стремясь скорее укрыться в надежных помещениях; но люки не открывались, подоспевшие корабли оставались безучастными к попыткам людей проникнуть извне в намертво запертые входные камеры; и люди в пространстве сходили с ума, не зная, что великолепные машины несли мертвый, убитый собственной неосторожностью экипаж, и открыть люки было некому.
