– Я же говорю вам: это загадочно…
– А кроме того, изменил очертания пруда и его величину?
– Конечно, это кажется невероятным. Но как объяснить это?
– Все дело в том, что мы вовсе не на вашей даче находимся, как вы решили.
– Простите, Юниор, но это чушь. Что я, не знаю своей дачи?
– Это ее точная копия.
– Таких нет. Дом построен по специально заказанному проекту.
– Копию сняли именно с вашего дома.
– Каким образом? И зачем?
– Каким образом — об этом гораздо лучше смог бы рассказать Георг, если бы находился в пределах досягаемости. А зачем — я могу ответить. Для того самого эксперимента, ради которого так много работал Георг, ради которого полетел я и в котором, видимо, приняла какое-то участие и жена Георга.
– Почему вы говорите обо мне в третьем лице?
– Минуту… Задача Георга заключалась в общих чертах в том, чтобы создать точную и действующую модель уголка нашего земного мира — создать где-то в совершенно иных условиях и независимо от них. На любой другой планете.
– Да, Георг говорил об этом.
– Тогда вы должны все понять.
– Наоборот, теперь я и вовсе ничего не понимаю. Не станете же вы утверждать, что это, — она повела рукой, — не Земля?
– Именно. Это — модель кусочка земного мира. Точнее — части вашего парка. Видимо, Георгу было легче работать со знакомым материалом. Хотя тут можно создать не только эту модель, но и множество других. Разных.
– Погодите. Другие меня не интересуют. По-вашему, выходит, что мы не на Земле? А где же?
– Не знаю. Я летел не сюда. Сел по необходимости. Если уж хотите точно, то мы даже не в нашем пространстве. Не знаю, понимаете ли вы, что это значит.
– Мы с Георгом познакомились, когда я начала работать у него в лаборатории. Поэтому не скажешь, что я абсолютно безграмотна. Если не ошибаюсь, это значит, что у нас нет даже связи?
– Совершенно верно.
– Хорошо, пусть так. Но при чем тут я? Как я попала сюда? Вы говорите, дом — модель, ладно, не спорю, могу поверить. Но я-то не модель!
Юниор вздохнул.
– Конечно, в это вам будет труднее всего поверить. И я был бы рад не говорить ничего такого. Но вы ведь и сами понимаете…
– Пока я ничего не понимаю. Я отлично знаю, кто я такая. Знаю, что еще вчера вечером все было в порядке.
– А что было вчера, кстати?
– Ничего особенного. Чуть ли не весь день я провела с Георгом в его институте. Вообще-то я приезжаю туда не часто — чтобы не отвлекать его. Но вчера это было связано с его работой. Меня исследовали. Таскали из камеры в камеру, облепляли датчиками, записывали… Это было очень утомительно, но я вытерпела. Ведь не впервые я подвергалась таким процедурам. По-моему, уже в четвертый раз или даже в пятый…
– А для чего, вы знаете?
– Разумеется. Георг хотел создать модель человека, он и не скрывал. Но у него не получалось, и каждый раз были нужны новые записи. Если ты жена гениального человека, приходится терпеть. Боюсь, у него и вчера не получилось ничего хорошего — во всяком случае, он был достаточно мрачен.
– А потом?
– Потом? — Зоя задумалась. — Я уехала домой, а он, как я уже говорила, приехал поздно. Мне очень хотелось спать… Утром проснулась, вышла к пруду — и увидела корабль и вас.
– А вернулись вы — сюда или, может быть, в ваше городское жилье?
Зоя нахмурилась. Через несколько секунд ответила:
– Не помню. Кажется, туда… Но раз мы здесь — значит сюда? Странно: не помню, как я добиралась. Хотя сама была за рулем.
– Или — должны были быть.
– Вы хотите сказать…
– Пока только то, что вы не помните, как и куда возвращались. Просто вы знаете, что должны были вернуться, раз сегодня оказались здесь. Но на самом деле, Зоя, вы не возвращались.
– Вы хотите сказать, что Георг…
– Георг сейчас, вероятно, находится на своей даче, в таком же домике. Вместе со своей женой Зоей.
– Простите, Юниор, вы спятили. Кто же в таком случае я, по-вашему?
– Вы — копия, Зоя. Прекрасная, с великой точностью выполненная копия той Зои, настоящей.
– Нет, — отмахнулась она, — вы заговариваетесь. Точно так же я могу сказать, что вы — не Юниор, а копия Юниора. Что изменится?
Он прищурился.
– Ничего, кроме одного обстоятельства. Все, что вы видите вокруг — и вы сами в том числе, — существует только благодаря полю, которое генерирует придуманные Георгом устройства. Они в моем корабле. Стоит мне выключить это поле, как исчезнет все: дом, деревья, трава, — все, кроме корабля, самой этой планеты и меня. Вот доказательство того, что я не копия, а реальный человек.
– Я тоже не исчезну! Попробуйте хоть сейчас.
– Поверьте, Зоя…
– В это — не могу. Лучше поверьте вы, что я такой же реальный человек. Я Зоя, жена Георга. Выходит, по-вашему, я не способна разобраться, кто я — человек или копия? Простите, Юниор, но вы ничего не понимаете.
– Хорошо. Готов согласиться с вами — если вы объясните мне, каким образом оказались на этой планете, рядом со мной, с моим кораблем. Объясните, чтобы я смог поверить в это, — и я с радостью соглашусь с вами.
– Если бы я это понимала… Но все не так, как вы думаете. Раз мы с вами находимся на другой планете — значит вас каким-то образом обманули, и вы, думая, что везете копию, привезли сюда меня.
– Невозможно. Вы представляете, сколько времени я был в полете?
– Я тоже летела с вами. Наверное, меня как-то усыпили, и я проспала все время.
– Даже если не прибегать к анабиозу, это было бы связано с великими сложностями, в этом-то я разбираюсь. Да, конечно, вы тоже летели сюда на борту того же корабля. Но не в таком виде. В виде программы, Зоя. Очень сложной, но всего лишь программы для Комбинатора. По сути, это — матрица на атомном уровне, ее развертка…
– Не хочу слышать ничего подобного. Вы путаете, Юниор. Или обманываете. В любом случае я не могу вам поверить. И не хочу.
Да, поежился Юниор, нелегкая работа: убеждать в чем-то подобном женщину. Копию женщины, — тут же поправился он, — но это ничуть не лучше. Так или иначе, уже можно засвидетельствовать, что копия точна и обладает всеми, насколько я могу судить, качествами оригинала. Но, собственно… в каком-то сиюминутном смысле она права: а какая разница, кто она? Пока она существует, с этим нет проблем, а когда перестанет существовать — проблем и вовсе не окажется. Черт, как просто: когда перестанет существовать!
– Почему вы молчите, Юниор? Говорите, а то у вас сейчас такое лицо, что мне делается страшно.