Зоя все еще сидела, когда он, вздохнув, выключил экраны и снова пошел в приборный отсек. Он возился там до самого обеда. Потом потребовал у Умника сухой паек и почти бегом направился к люку.
Зоя встретила его перед домом. Юниор всмотрелся в ее лицо. Но так и не смог понять — тяжелы ли были ее мысли и переживания, много ли она плакала, кого и как проклинала. А может быть, взвесив все обстоятельства, смирилась с ролью модели, искусственно созданного существа с коротким веком? Выражение лица женщины было безмятежным, глаза — ясными, голос — ровным и спокойным.
– Ого, Юниор, вы пригласили гостей? Для чего же такое обилие? Извечный мужской инстинкт добытчика и кормильца, понимаю. Ничего, излишек положим в холодильник, пригодится в следующий раз. Я вижу, здесь у вас все — быстрого приготовления. Конечно, в пути вам некогда возиться… Жаль, это не позволит мне полностью проявить мое умение. Я вкусно готовлю. К сожалению, вы не бывали у нас в гостях на Земле. Ничего, потом, когда возвратитесь, непременно приходите. Мы угостим вас на славу. Я… или она, не знаю теперь, как говорить. Но для вас разницы не будет.
Болтая так, Зоя поднялась на крыльцо, пошла в кухню. Юниор следовал за нею, как привязанный. Там, на плите, что-то уже доспевало, запахи были манящими. Юниор проглотил слюну. Действительно, обидно, что не придется ничего попробовать.
– Вы не возражаете, если я посмотрю ваши запасы?
Он открыл холодильник, посмотрел одно, другое. Все выглядело точно так же, как на Земле. Прекрасная работа. Продуктов, правда, оказалось не так уж много.
– Это все, что у вас есть?
– Я же вам говорила. Скажите, Юниор: мы долго будем жить здесь?
Юниор ответил не сразу:
– До конца ремонта еще… еще около трех недель.
– А потом? Вам надо будет лететь дальше?
– Э… Ну, строго говоря…
– А этот мир — он так и останется? Постойте, я и забыла: ведь весь этот мир, и я в том числе, — мы можем существовать, лишь пока вы с кораблем поддерживаете нас. Значит, улетая, вы разрушите этот славный уголок?
Юниор молчал.
– И меня в том числе? И вам не будет жалко меня?
Отвернувшись, он глядел в окно.
– Юниор, ведь убивать женщин — очень плохо.
«Да не женщина ты!» — хотелось крикнуть ему, но вместо этого произнес:
– Да перестаньте же, ради Бога!..
Зоя удовлетворенно улыбнулась. Кажется, ей того и нужно было: вывести его из себя. Пигмалион чертов, осуждал себя Юниор, незадачливый критский властитель…
– Хорошо, капитан, я больше не буду, — кротко сказала она, улыбаясь глазами. — Прошу к столу. И не сердитесь на меня. На женщин вообще бесполезно сердиться. Мы никогда не бываем виноваты. Вы не обиделись? Простите, я не хотела сделать вам больно.
– Ничего, — буркнул Юниор.
– Значит, не сердитесь? Тогда я разрешаю поцеловать мне руку.
Зоя протянула руку. Черт знает, что происходит, — раздражался Юниор, послушно целуя руку и невольно вдыхая ее запах. — Интересно, все кретины в институте, с Георгом во главе — они что, не могли заранее подумать о том, что свертывать этот мир потом будет очень и очень не просто? Но ведь не обязательно же свертывать… Черт, все не так, как надо… А впрочем — еще три недели впереди, их еще прожить надо, пришибет меня каким-нибудь деревом или утону в пруду, да мало ли что может случиться…
– Довольно, довольно, капитан. — Зоя отняла руку. — Верю, что вы меня простили.
Некоторое время они обедали молча. Под конец Зоя принесла кофе.
– Это ваш, капитан. — Зоя придвинула к нему второй кофейник. — Не бойтесь, я не добавила ничего из своих запасов. Не собираюсь покушаться на вашу жизнь. И вообще, принимаю все ваши условия. Но у меня есть и свои.
– Заранее согласен на них, — поспешно сказал Юниор.
– Не беспокойтесь, они не содержат ничего, что было бы вам не под силу. По-вашему, я — модель, фикция — я вспомнила, что Георг называет их именно так. Скажу откровенно: я и сейчас уверена, что это не так, что я — это я… Но не вижу способа убедить вас. Так вот, я хочу, чтобы три недели, или сколько мы с вами будем находиться здесь, вы относились ко мне не как к модели, но как к женщине.
– Постараюсь. — Юниор склонил голову. — Боюсь только, что мое воспитание в этой области…
– Не бойтесь, я буду вам подсказывать. И не огорчайтесь: три недели — не такой уж долгий срок. Поверьте, я успела о многом подумать. И пока вижу для себя лишь один выход: жить так, как будто ничего не произошло. Вы хотите возразить?
– Ничуть, Зоя. Я рад…
– Рады, что не устраиваю вам истерик? Не могу гарантировать, Юниор, все может случиться. Но буду стараться, чтобы этого не было, обещаю. — Она встала. — Кстати, в следующий раз мыть посуду будете вы. А сейчас — каковы ваши планы на остаток дня и вечер? Есть что-то неотложное?
– Нет.
– Тогда проводите меня. Хочу загорать и купаться.
– С удовольствием.
– Что же вы стоите как истукан? Дайте мне руку!
Он покорно протянул руку.
– А в другую возьмите вот это.
Юниор ухватил объемистую, но не тяжелую сумку.
– Идемте!
И они сошли с крыльца.
Юниор считал купанье после обеда вредным. Побарахтавшись, он вылез и разлегся, расслабился, блаженно переживая возможность никуда не спешить, ничего не делать — просто лежать, ощущая, как течет неторопливое время. Зоя плавала долго, настойчиво, словно выполняла урок, вертелась в небольшом пруду как белка в колесе. Вылезла она, когда совсем уже иссякли силы и холод стал добираться до костей, хотя вода была теплой. Переводя дыхание, подошла к Юниору, немного постояла, глядя на него сверху вниз; по телу ее пробегала дрожь, и Юниор не утерпел — упрекнул:
– Ну, можно ли так, Зоя…
– Можно. — Она легла на траву рядом с ним. — Я вся промерзла, — и на его инстинктивное движение в сторону ответила: — Да согрейте же меня, я дрожу!
Юниор почувствовал, как она прижалась к нему прохладным телом, и сделал усилие, чтобы не думать о том, что, хочешь не хочешь, само шло в голову.
– Вы так любите купаться? Обязательно до судорог?
– Любила… — не сразу ответила Зоя. — А впрочем, нет. Не так. Но теперь — другое дело.
– Почему?
Этого спрашивать, пожалуй, не следовало. Он поздно спохватился.
– Надо успеть накупаться.
– Зоя… — проговорил Юниор почти умоляюще.
– Ничего. Пусть это вас не волнует. Знаете, Юниор, в этом есть даже что-то хорошее. В случае, если правда на вашей стороне, конечно. Нечто успокаивающее есть в этом. Знаешь, что не доживешь до старости, что тебе не грозит немощь, когда сама себе станешь в тягость. Есть, наверное, своя прелесть в том, чтобы умереть молодой.
