Диктовавший, верно, не был знаком с работой на диктографе, не обозначал знаков препинания и абзацев. На пленке был сплошной текст, но Истомин, повозившись, расчленил текст на фразы, расставил, порой колеблясь, запятые и острыми зигзагами обозначил абзацы.
Диалог, по-видимому, был записан не с самого начала.
– Мне не нравится то, что вы делаете в последнее время.
– Уверяю вас – и мне тоже.
– Тогда какой смысл играть с огнем?
– Это встречный огонь.
– Не понимаю.
– Да, у вас на Анторе мало лесов. На Ливии много. Иногда лес горит. Тогда надо поджечь его в том направлении, куда идет пожар; два пожара встречаются – и съедают друг друга.
– Красивая картина. Но ее смысл…
– Вам не кажется, что предстоит драка?
– В ней не будет виноват никто, кроме вас.
– Возможно. Но сказать это – еще не значит предотвратить ее.
– Я сказал еще не все. Слушайте. Я понял вас.
– На этот раз это могло бы показаться неясным мне. Но успокойтесь: я вас тоже понял.
– Вы – меня?
– Не знаю вашего имени, но полагаю, что в состоянии с уверенностью определить профессию и задачу.
– Вот как… Имя, кстати, настоящее. Как и ваше.
– Приятно разговаривать с хорошо информированным человеком.
– Да, я информирован. Увы!
– Почему – увы?
– Потому что я человек долга. И считаю, что долг следует исполнять в любых условиях.
– Но это и хорошо!
– Вы, видимо, не поняли меня до конца. Выполняя свой долг, я буду вынужден, как только примут наш закон, применить его к вам. Теперь поняли?
– Разумеется! Но об этом я и хотел просить вас.
– Это мне не совсем понятно.
– Вы исполните свой долг…
– Скажу откровенно: мне не хочется этого. Я считаю, что именно вы должны сейчас быть…
– Несмотря на груз прошлого – так, кажется говорят у вас?
– Да, груз вы несете немалый. Никак не могу понять, что побудило вас…
– Вы не поверите: склонность к парадоксам.
– Не понял юмора.
– Какой же это юмор? Совершенно серьезно. Вы никогда не задумывались над тем, что монархия – более прогрессивная форма правления, чем демократия? Не смейтесь, вам придется согласиться со мною. Вспомните историю. Когда государства делали очередной шаг вперед? В периоды, когда к власти приходили молодые, энергичные, не отягощенные предрассудками монархи. Петр Великий, Генрих Четвертый французский, Елизавета Тюдор… Человек лет в двадцать, а то и раньше, получает абсолютную власть; вместе с ним к руководству приходят и его – пусть неофициальные – советники и соратники из числа сверстников. Они горят желанием что-то сделать – и делают. Я убедил вас?
– Ну… не знаю.
– При демократии к власти приходят люди, как правило, в зрелом – чтобы не сказать пожилом – возрасте. Жизнь научила их быть осторожными, и не столько желать нового, сколько хранить уже достигнутое. Первые активны, вторые инертны. А теперь попробуйте меня опровергнуть.
– Вы и в самом деле так думаете?
– Я же сказал: люблю парадоксы. Но в молодости я и вправду рассуждал именно так. А потом привык.
– И что же?
– Я считал, что из меня мог бы получиться неплохой монарх. А на молодых планетах это не так сложно. К сожалению, ненадолго.
– Теперь понимаю. Но ведь молодость, кажется, позади?
– Увы! Теперь моя очередь сказать – увы! Позади, и именно поэтому я приветствую ваше намерение. Потому что оно дает мне возможность уйти – и одновременно выполнить задачу.
– Какую?
– Загладить свою вину. Драки не будет. Ее никто не хочет, но взрывчатая смесь создана, и все ожидают, когда проскочит искра, и она загремит. И вдруг… оказывается, для вражды нет никаких оснований, напротив, все любят друг друга, все – очень милые люди, а виноват во всем лишь один человек, который и понесет наказание. Какое облегчение почувствуют люди! Какой привлекательной покажется им жизнь! Ведь сейчас, если бы не ожидание драки, мы давно впали бы в летаргию, а она перешла бы в смерть. Теперь они воскреснут: добро стимулирует жизненную активность.
– Надолго ли?
– Не знаю. Но альтернативы нет. Итак, вы согласны?
– Вы меня убедили. Признаюсь, когда я понял, кто вы, я составил себе значительно худшее мнение о вас.
– Когда поняли? Выходит, вы пустились в путь не из-за меня? Для чего же?
– Вы не обидитесь, если я сейчас не скажу этого?
– Это ваше право. Итак, сделайте вот что. Идемте, я покажу вам удобное место и объясню по дороге. Надо…
На этом диалог кончался. Странный диалог. Истомин ощутил беспокойство. Что происходит? Этого он не мог понять. Диалог, конечно, не сочинен. Просто люди разговаривали, а случайно включенный диктограф записал. Во всяком случае, жить не становилось проще, и население «Кита» ожидали, по-видимому, новые неожиданности и разочарования.
Капитан вошел в рубку связи. Было темно, рубку заполняли приглушенные голоса. В воображаемом пространстве за экраном двигались и разговаривали фигуры. Сперва Устюгу показалось, что голоса звучат в пустом помещении. Потом он разглядел Лугового. Втиснувшись в дальний от экрана угол, штурман бормотал и жестикулировал, и его бормотание сливалось с голосами героев фильма. Капитан сначала удивился, потом понял: штурман уже перевоплотился в одного из персонажей картины, говорил его словами и чувствовал его ощущениями. Капитан подошел к Луговому, взял его за плечо и сильно встряхнул. Штурман повел глазами в его сторону, но не прервал своей реплики.
– Штурман! – резко сказал капитан.
Луговой потряс головой и взмахнул рукой; жест относился не к Устюгу, а ко второму персонажу на экране.
– На корабле плохо, штурман! Пассажиры вот-вот бросятся на нас!
– И если ты не извинишься перед нею… – бормотал Луговой.
– Штурман! Встать!
– Нет! Я люблю ее и не позволю тебе…
Капитан нагнулся и нашарил выключатель. Изображение исчезло, последнее слово штурмана повисло в тишине.
В следующий миг Устюг почувствовал, что его приподнимают. Капитан брыкнул ногами, но Луговой был сильнее, и Устюг покорился. Дверь распахнулась Луговой поставил капитана на пол и захлопнул дверь перед самым его носом. В рубке снова заворковали голоса.
Капитан постоял перед дверью.
– Так, – негромко проговорил он. Провел ладонями по тужурке, проверяя, все ли в порядке. И медленно направился в центральный пост.
А Луговой, воровато оглянувшись, переключил аппарат. Уже много дней он бился над составлением программы, чтобы заставить «Сигму» проанализировать странную передачу. Если бы это удалось… А что касается пассажиров – что же, пусть нападают. Луговой сунул руку в карман и с удовольствием нащупал теплую рукоятку флазера. Вытащил его, проверил заряд. Хватит на всех пассажиров, и еще останется.