– Разрази тебя гром, Арминий, но ведь это воины твоего собственного клана! – возразил Мело.
Арминий на миг улыбнулся, затем нахмурился снова.
– Представь, что нас ждет на том берегу реки. Они будут напиваться в харчевнях и цеплять дурные болезни в лупанариях. Стоит такому герою накачать брюхо вином или как следует трахнуть шлюху, как у него развязывается язык. Обычно на пьяную болтовню никто не обращает внимания, но стоит какому-нибудь римлянину услышать что-то подозрительное, как это тотчас дойдет до Вара. И тогда все наши приготовления пойдут псу под хвост.
– Отныне я буду нем как рыба, – пообещал Мело.
Арминий похлопал его по плечу. Он доверял Мело, как никому другому. Ведь тот не раз спасал ему жизнь.
Дойдя до ручья, они сели, привязали к лескам крючки и забросили их в воду.
– А теперь рассказывай, – потребовал Мело. – Как тебя встретили? Какие ты принес вести, плохие или хорошие?
– В основном хорошие. Хаттов не пришлось долго убеждать, что неудивительно. Думаю, их вожди уже что-то замышляли сами. Меня обвинили в том, что я выскочка-херуск и пытаюсь украсть их славу. Я оставался спокоен и похвалил их как искусных воинов, после чего сказал, что, как только битва начнется, они вольны поступить как им заблагорассудится.
– Они подождут?
– Думаю, да. Их жрецы заявили, что, пока знамения продолжают оставаться благоприятными, хатты поступят правильно, если присоединяться к нам против Рима. Один из их самых старых вождей произнес слово в мою поддержку. Сказал, что я отлично знаю порядки империи и знаю, как сражаются ее солдаты. – Взгляд Арминия стал темнее тучи. – Что я могу устроить засаду, которая вызовет наибольшее число жертв.
– Так и устрой ее, брат! – воскликнул Мело. – Вару ты нравишься. Он тебе доверяет. Стоит вложить ему в уши сказки о мятежных племенах, как он уведет свою армию с римской дороги, как мы с тобой и говорили.
– Сначала я должен привлечь на нашу сторону самое малое четыре племени, – задумчиво произнес Арминий, грызя ноготь. – Вар не пойдет на другой берег Ренуса, не взяв с собой два, а то и три свои легиона.
– У нас уже есть три племени.
– Два.
– Разве ты не убедил узипетов?
– Сначала я думал, что их вожди согласятся, но когда они поставили это дело на голосование, большинство проголосовало против союза с нами.
– Вот те раз! Это потому, что они не любят хаттов?
– Дело не только в этом. Я убедил их, что им нет необходимости общаться с хаттами. Они могут ставить свой лагерь отдельно и сражаться в другом месте. Причина скорее в том, что их земли примыкают к мосту, через который дорога идет на Ветеру.
– Когда разъяренные римляне перейдут реку, их племя примет на себя первый удар. Их поселения первыми будут преданы огню.
– Как сказал один их жрец, имейся у нас гарантия победы, они не задумываясь присоединились бы к нам. Но без таких гарантий им лучше проявить осмотрительность.
– Разумно. С другой стороны, в этой жизни ничего нельзя гарантировать.
– Кроме смерти и римских налогов.
Оба невесело рассмеялись.
– Если узипеты не присоединятся к нам, – сказал Мело после короткого молчания, – то их примеру последуют и другие племена.
– Ты прав. Так и будет.
Оба вновь умолкли. Лицо Арминия приняло суровое, но решительное выражение. Когда же он заговорил, голос его был тверд, как гранит.
– Мы можем рассчитывать на поддержку жреца Сегимунда. Его слова и его сон про пылающего орла убедят многих перейти на нашу сторону. Я это знаю.
Глава 4
Тулл подошел к принципии в центре лагеря. Узнав его, пусть не по лицу, а по шлему центуриона, часовые, охранявшие вход в штаб, отсалютовали ему и отступили, пропуская внутрь. Шагнув в коридор, Тулл отсалютовал сначала одному офицеру, затем другому. Затем, уже во дворе принципии, его задержал один из трибунов Восемнадцатого легиона, болтливый тип, любитель делать все в соответствии с буквой устава. Не в силах выслушивать нудные речи трибуна, Тулл, однако, был вынужден терпеть. В конце концов ему удалось отцепиться от болтуна. Тулл пообещал трибуну, что при первой же возможности он закажет для своей когорты зимние плащи и лично убедится, что то же самое сделали и все другие старшие центурионы.
Трибун тотчас вспомнил о других неотложных делах, однако Тулл, заметив стайку писарей, торопившихся куда-то с ворохом бумаг, поспешил отступить, пропуская их между собой и трибуном. Прежде чем писари прошли дальше и один за другим скрылись в дверях комнат, сам он, изобразив неспешную походку, шмыгнул под тень колоннады. Здесь центурион смог почувствовать себя в безопасности от навязчивого трибуна. Пройдя бодрым шагом вдоль колоннады, он вошел в огромный зал, передняя стена которого служила задней стеной внутреннего дворика.
Массивные, окованные железом двери были распахнуты настежь, как то обычно бывало в течение всего дня. Их закрывали лишь с наступлением темноты или же когда в зале проходили важные совещания. Стоявшие здесь часовые символизировали скорее важность зала, нежели необходимость в его охране. Тулл кивком ответил на их приветствия и вошел.
Просторный зал украшал двойной ряд массивных колонн, поддерживающих крышу, который тянулся слева направо. В промежутках между колоннами стояли раскрашенные статуи Августа в полный рост, а также его ближайших родственников. Внутри зала было практически пусто. Три рядовых легионера в светлых шерстяных туниках подметали пол. Перед самой высокой – выше человеческого роста – статуей императора молился жрец. Раздувая щеки от собственной значимости, мимо Тулла прошел квартирмейстер в сопровождении двух солдат, тащивших тяжелый ларь. На Тулла, хотя он и был офицер, никто даже не взглянул, что лично его устраивало. Он пришел сюда не ради разговоров, не затем, чтобы к нему привязался кто-то выше или ниже его по званию. Просто такова была его привычка. Он пришел сюда, чтобы, прежде чем отправляться в патруль, воздать дань уважения орлу своего легиона.
Осторожно ступая, чтобы не производить лишнего шума, Тулл прошел по мозаичному полу к задней стене, где расположился алтарь. У входа в алтарь, по обе стороны от двойной каменной арки, застыли на часах два легионера. Увидев офицера, оба вытянулись в струнку.
– Приветствую тебя, центурион, – прошептал один.
– Внутри кто-то есть? – спросил Тулл, прищуриваясь. Часто это было невозможно, однако неписаный закон диктовал, что молящегося солдата нельзя беспокоить в этих священных пределах.
– Тебе повезло, господин, аквилифер только что ушел.
Солдат, в чьи обязанности входило носить символ легиона, должен был раз в день проверить его целость и сохранность.
Довольный тем, что ему никто не станет мешать, Тулл вошел внутрь. Свет многочисленных масляных ламп играл на оштукатуренных стенах, отражался от золотых и серебряных эмблем – изображений императора, дисков, наконечников стрел, лавровых венков, которыми были украшены приставленные к задней стене штандарты. Слева и справа от штандартов стояли вышитые матерчатые знамена, принадлежащие подразделениям легиона, а также внушительные кавалерийские знамена. В центре всего этого великолепия в специальной подставке из розового дерева стоял орел легиона – физическое воплощение всего, что было благородного в Восемнадцатом легионе. Воистину внушающее священный трепет зрелище.
