Все в тех же Корбьерах, над Тюшаном, возносит свои слегка романтические руины замок Агилар. Правду сказать, здесь сохранились лишь остатки большого кольца стен и донжона с римской капеллой. Очень вероятно, что в начале альбигойского крестового похода многочисленные катары, бежавшие из соседних деревень или уцелевшие после побоищ, некоторое время укрывались в замке Агилар. Но документов на этот счет нет.
Лучше нам известен замок Терм, расположенный тоже в Корбьерах, но северо-западнее, по соседству с Разе. Терм — один из крупнейших замков в окрестности, и он дал имя всему здешнему краю — Терменес. Во время первого крестового похода его защитники оказали ожесточенное сопротивление королевским войскам. В 1210 году крепость выдержала четыре месяца непрерывного обстрела из камнеметов. Наконец Симон де Монфор сломил это отчаянное сопротивление и захватил в плен здешнего сеньора — Раймунда де Терма. Тот, не будучи катаром, всегда проявлял снисхождение к еретикам и, во всяком случае, не мог стерпеть вторжения в Окситанию людей с Севера. Симон де Монфор заточил его в темницу в Каркассоне, где тот и умер. Его брат был катарским епископом. Что касается его сына, Оливье де Терма, он принял активное участие в восстании 1239 году, после чего был вынужден сдать свои крепости Агилар и Терм, принести публичное покаяние и, как известно, выдать последнего защитника Керибюса. Название «Терм» бесспорно связано с катаризмом. Но от самого замка осталась только груда руин.
Руины можно увидеть и в Пюилоране, на полпути между Кийяном и Сен-Поль-де-Фенуйе. Но здесь руины роскошные, они поднимаются среди лесистых гор, и пейзаж более напоминает Монсегюр, чем Керибюс. Тропа, ведущая к крепости, сначала представляет собой не более чем проход между двумя огромными живыми изгородями из дрока, а потом буквально вклинивается в просвет, перерезанный несколькими защитными стенами. Войдя в ворота, попадаешь в ловушку: фактически это ложный вход, углубление в стенах без перекрытия, где невозможно избежать стрел из направленных в одну точку бойниц настоящего входа и камней, метаемых с верха куртины. Двор низкий: это просто небольшое пространство, огороженное высокими стенами, поднимающимися на отрог. Похоже, чтобы защищать замок, хватило бы дозорного пути — настолько глубока и отвесна пропасть, открывающаяся под самыми стенами. В дополнение к стенам сделано всего две башни. Донжон относится к XII веку.
В Пюилоране все маленькое, даже сводчатый зал со стрельчатыми оконными переплетами, занимающий внутреннюю часть башни. Но эти малые размеры, отнюдь не исключающие удлиненности в небо, придают всему ансамблю странный, почти тревожный вид. Окрестности, поросшие лесом, превращают эту крепость в некое логово призраков или даже вампиров, как в Карпатах.
Но частыми гостями Пюилорана были вовсе не вампиры. На самом деле в первой половине XIII века здесь бывали многочисленные катары. Правда, некоторые северные католики считали еретиков демонами, жаждущими крови! К несчастью, документов об этом периоде нет, и никто точно не знает, был ли Пюилоран одним из последних прибежищ катаров, как Монсегюр или Керибюс, как ничего не известно ни о событиях, которые привели к его сдаче, ни об обстоятельствах, при которых она произошла. Что касается находившихся здесь катаров, они тоже исчезли. После себя они оставили только легенды, прежде всего, легенду о Белой даме, в которой иные опять-таки узнают королеву Бланку Кастильскую. Но в 1880 году в эту Белую даму еще верили, как напоминает Луи Федье, дотошный историк графства Разе и диоцеза Алет: «Белая дама — все еще живое воспоминание галло-кельтской эпохи, воплощение жриц друидического культа, две тысячи лет назад проводивших таинства своего дикого обряда, воспоминание, по сей день живущее в этих краях. Белая дама замка Пюилоран появляется в некоторые эпохи, зимними ночами при свете растущей луны, и, влача за собой свои призрачные вуали, обходит столь впечатляющие развалины башен и укреплений старинной крепости».
Мы в Пиренеях, напротив Корбьер. Белые дамы, как хорошо известно, посещают все долины Пиренеев до самого атлантического склона. Одну как-то видели даже в Лурде, в пещере Массабьель. Впрочем, эти Белые дамы осмеливаются заглядывать и в Корбьеры, особенно в графство Разе, где их якобы неоднократно встречали. Конечно, вспоминать шатобриановский образ Велледы несколько излишне, потому что с точки зрения исторической нет никаких доказательств, чтобы это были друидессы. А вот феи имеют кельтское происхождение — галло-кельтское, как сказал бы Луи Федье. Правда, в 1880 году в тех краях о катарах столько не говорили, зато самый расцвет переживала кельтомания. Повсюду находили друидические памятники, возникшие самое меньшее за две тысячи лет до друидизма. Утверждали, что бретонский язык — древнейший язык в мире и на нем говорили в земном раю. Утверждали, что Иисус не был евреем, потому что был галилеянином, а значит, «галлом».
Эти подробности о состоянии умов в регионе Пюилорана, Монсегюра и графства Разе в конце XIX века небесполезны. Они представляют собой данность, которую надо иметь в виду, изучая открытие катаризма заново в последующие десятилетия. Вновь возникли странные предания, касающиеся Иисуса и Марии Магдалины — она же Белая дама — и связанные с Разе. Катаров причудливым образом связывали с тамплиерами — хранителями Грааля и наследниками древних друидов — жертвами римско-католических репрессий. А в те же времена, в безвестности, некий аббат Буде, который станет кюре Ренн-ле-Шато, готовил книгу о «подлинном галльском языке», книгу столь же экстравагантную, сколь и очаровательную, но возникшую, конечно же, неслучайно.
Глава IV
ВЫСОКОГОРНАЯ ДОЛИНА АРЬЕЖА
В нашем представлении земля катаров — это Окситания. Это неверно: катаризм имел отношение лишь к очень определенным районам Южной Франции, а с другой стороны, забывают, что он в равной мере спорадически проявлялся и на севере, прежде всего в Шампани, не говоря уже о Северной Италии — зоне, где он, похоже, возник впервые. Надо также напомнить, что люди того времени не называли этих еретиков катарами: это название иногда употребляли только последние в разговорах меж собой. Они были известны под богословским названием «дуалисты», под разговорным названием «патарены» — по всей очевидности, этот термин представляет собой искаженное слово «катар», а в целом, особенно с 1209 года, под родовым названием «альбигойцы». Значит ли это, что центром ереси был город Альби и его ближайшие окрестности?
Конечно, нет: в Альби было не больше катаров, чем в других городах Лангедока. Даже похоже, что Альби был менее затронут ересью, чем другие города, и очень многие из его жителей вступили в ополчение для участия в вооруженной борьбе с еретиками. Возможно, это название связано с памятью об одном характерном случае: в начале XII века епископ Альбигойский Сикард попытался сжечь нескольких еретиков, но население, чтя свободу мнений, их освободило. Можно видеть в этом названии и память о теологических дискуссиях, которые в 1176 году в Альби вел с еретиками сам архиепископ Нарбоннский; эти дискуссии в основном представляли собой диалог глухих и закончились провалом. На самом деле народ в Окситании обыкновенно называл катаров «добрыми людьми», что было формой признания их нравственных достоинств, но не имело никакого дополнительного географического смысла.
