– Вы превратите их в рабов, – в ужасе проговорил Ваксиллиум.
Дядя взял у него испорченную монету и положил на стоявшую рядом конторку:
– Эта монета – ошибка. Недоразумение. Теперь она стоит больше тысячи таких же монет, вместе взятых. Ценность создана там, где не было ничего. Я возьму бедняков этого города и сделаю с ними то же самое. Как я и сказал – это революция.
Ваксиллиуму сделалось дурно.
– Монету оставь себе, – добавил дядя Эдварн, вставая. – Хочу, чтобы она была тебе напоминанием. Подарком, который…
Племянник схватил монету с конторки и выбежал в открытую дверь.
– Ваксиллиум! – крикнул ему вслед дядя.
Банк был похож на лабиринт, но Ваксиллиум нашел дорогу. Он ворвался в маленькую комнату, где бедняк выслушивал наставления банковского работника, оформляющего ссуду. Трудяга поднял глаза от стопки бумаг; скорее всего, он был почти неграмотным. Толком не понимал, что подписывает.
Ваксиллиум положил монету на стол перед ним:
– Эту бракованную монету жаждут заполучить все коллекционеры. Возьмите ее, продайте в лавке диковинок – не соглашайтесь дешевле, чем за две тысячи! – и на полученные деньги вывезите семью из трущоб. Не подписывайте эти бумаги. Они превратятся в ярмо на вашей шее.
Прервав историю, которую рассказывал по дороге на вечеринку, Вакс поднял к глазам монету.
– Ну и что сделал твой дядя? – спросила сидевшая напротив Стернс.
– Побагровел от ярости, разумеется. Рабочий подписал бумаги – не поверил, что я действительно отдал ему нечто столь ценное. Пришел дядя, наплел ему с три короба и получил свои документы.
Вакс перевернул монету и вгляделся в отчеканенное на аверсе изображение лорда Рожденного Туманом.
– Рабочий – звали его Джендель – покончил с собой, спрыгнув с моста, через восемь лет. Его сыновья все еще перед банком в долгу, хотя Дом Ладриан больше не владеет пакетом акций Первого Центрального; дядя превратил его в наличность, прежде чем выпотрошить семейный бюджет и разыграть свою смерть.
– Мне жаль, – тихонько проговорила Стернс.
– Отчасти из-за этого я и сбежал. И еще из-за того, что произошло в Поселке, конечно. Я сказал себе, что отправляюсь на поиски приключений, – я и не собирался превращаться в законника. Думаю, где-то в глубине души я понимал, что ничего не смогу изменить в Эленделе. Город слишком велик, а люди в костюмах – слишком коварны. В Дикоземье даже один человек с пистолетом что-то значит. Здесь же в нем трудно увидеть нечто большее, чем пережиток уходящей эпохи.
Стернс поджала губы, явно не зная, что сказать. Вакс ее не винил. Он часто размышлял о случившемся в банке и по-прежнему не мог представить, что еще мог сделать – если вообще мог сделать хоть что-то.
Он снова перевернул монету реверсом к себе – миниатюрными буквами там были нацарапаны слова: «Почему ты ушел, Вакс?»
– Откуда у Кровопускательницы эта монета? – поинтересовалась Стернс.
– Непостижимая загадка. Я ее продал, прежде чем отправиться в Дикоземье. Отец к тому времени лишил меня финансирования, а мне требовались деньги, чтобы подготовиться к путешествию.
– А эти слова?
– Не знаю. – Вакс убрал монету в карман. – По правде говоря, воспоминания о той истории меня тревожат. Я тогда твердил себе, что пытался помочь рабочему, но не думаю, что это было правдой. Оглядываясь назад, я понимаю, что просто хотел разозлить дядю.
И я по-прежнему такой, Стерис. В самом деле, почему я отправился в Дикоземье? Хотел стать героем… хотел прославиться. Я бы мог сделать немало хорошего, заняв какую-нибудь должность здесь, в Эленделе, на предприятии, принадлежащем моему Дому, но мне пришлось бы работать, не привлекая всеобщего внимания. Мой отъезд и последовавшие за ним попытки прославиться в качестве законника, в конечном счете, были эгоистичны. Даже сотрудничество со здешними констеблями иной раз кажется признаком неимоверного высокомерия с моей стороны.
– Сомневаюсь, что это имеет для тебя значение, – наклонившись к нему, проговорила Стерис, – но уверена: мотивы твоих поступков никакой роли не играют. Ты спасаешь жизни. Ты… спас меня. То, какие мысли в это время посетили твою голову, никак не влияет на мою благодарность.
Вакс встретился с нею взглядом. У Стерис случались поразительные моменты безграничной честности, когда она демонстрировала свою неприукрашенную, обнаженную суть.
Карета замедлила ход, и Стерис бросила короткий взгляд в сторону окна:
– Мы прибыли, но придется подождать, чтобы попасть внутрь. Перед нами собралась целая очередь.
Нахмурившись. Вакс открыл окно, приподнялся и высунул голову наружу. В самом деле, дорога к въезду в примыкающий к башне Зобелл двор была забита – среди карет обнаружилось даже несколько автомобилей. Небоскреб уходил в ночное небо этажей на двадцать, его вершина терялась в туманной тьме.
Вакс опустился на место; через открытое окно в карету ввалились клубы тумана. Стерис бросила на него быстрый взгляд, но не попросила опустить шторку.
– Полагаю, мы опоздаем, – заметил Вакс.
Если, конечно, не сымпровизировать.
– Это первый прием на вершине башни, – проговорила Стерис, вытаскивая из сумочки небольшой блокнот-планировщик, – и слуги, которые занимаются каретами, еще не привыкли к такому наплыву гостей.
Вакс улыбнулся:
– Ты учла эту задержку, не так ли?
Стернс нашла нужную страницу и, повернув блокнот, продемонстрировала Ваксу Там ее аккуратной рукой был записан детальный распорядок того, что им предстояло делать этим вечером. Третья запись гласила: «8:17. На пути к башне, скорее всего, будет транспортный затор. Лорд Ваксиллиум поднимет нас на верхний этаж при помощи алломантии, что совершенно неприлично и вместе с тем захватывающе».
Вскинув бровь, Вакс сверился с часами, которые носил не в кармане жилета, а на поясе с оружием, чтобы в случае необходимости легко избавиться от них вместе с остальными металлическими предметами.
– Сейчас восемь тринадцать. Теряешь хватку.
– Движение на набережной было не таким оживленным, как я рассчитывала.
– Ты правда хочешь все усложнить?
– Полагаю, подобным образом мы, наоборот, все упростим, – возразила Стерис. – Пусть это и совершенно неприлично.
– Да уж.
– К счастью, твоя репутация предполагает подобные выходки, и никто не считает меня способной их пресечь. Но хочу заметить, что я надела темное белье, чтобы оно не было таким уж заметным снизу, пока мы летим.
Вакс улыбнулся и сунул руку под сиденье, вытаскивая посылку Ранетт. Взял ее под мышку и распахнул дверь.
– Люди тебя недооценивают, Стерис.
– Нет. – Она вышла на овеянный туманом тротуар, и Вакс разглядел, что на ней туфли с крепкими застежками. Отлично! – Они просто предполагают, что меня знают, хотя на самом деле это не так. Понимать социальные условности – не то же самое, что с ними мириться. Итак, что же мы теперь предпри… Ох!
