Тарваил будет действовать так, как привык, прямо и решительно, навалившись всей силой в одной точке, с упорством пробиваясь сквозь все выставленные заслоны и круша всех, кто встречается у него на пути. Не стоит даже и думать, что можно заставить его испугаться или отступить, пока под началом этого человека будет хотя бы один живой солдат, он будет продолжать наступление. Де Адрил вздохнул, представив, какие же будут потери, прежде чем наступление этого человека будет остановлено, но при этом в нем окрепла уверенность в том, что сможет отстоять Тристанский замок. Надо только продержаться достаточно долго, чтобы подкрепления и резервы с острова смогли ударить по флангам и закончить сражение разгромом противника. Надо только продержаться… ценой любых потерь.
* * *
– Этот день мы с вами вынуждены начать с прискорбного известия. О событии, до самого основания потрясло наши представления о чести и достоинстве, присущими каждому, кто носит гордый титул дворянина королевства, – голос звучал так, словно говорящий уже готов заплакать, не в с илах больше сдерживать душившие его разочарование и боль. Глава Стражей, скорее всего, был избран на эту должность еще и потому, что являлся отличным оратором, способным задеть за живое даже феодалов Рейнсвальда и придворных, с самого детства оттачивающих умение выживать и даже бороться в условиях постоянных интриг и лжи светского общества королевства.
Эдвард, слушающий его слова, медленно закипал от бешенства, копившегося в душе. Сейчас, в этом зале, должна произойти самая большая несправедливость, какую только видел в своей жизни, но сам он при этом не мог ничего поделать, чтобы остановить все происходящее. Наоборот, должен сидеть, поджав хвост, как последний трус, в надежде на то, что его обойдут стороной и не заметят. Он не предположил, как на все может отреагировать Рокфор, и теперь его гибко выстроенный план приобретал совершенно иные черты. Еще раз бросив взгляд на графа, обратил внимание на то, что Дэлай больше смотрит на него, чем на Главу Стражи Трона, опасаясь, что молодой барон Тристанский выкинет какую-то глупость. Все было уже обсуждено и подготовлено, разделено чуть ли не на фразы, но все равно все участники нервничали, зная, что на Совете ни один план еще не оказался действенным.
– Сегодня нам поступило известие, что герцогство Росс, являющейся частью королевства Рейнсвальд, было самым подлым и бесчестным образом атаковано превосходящими силами другого феодала нашего королевства. Нарушившего таким образом закон пятисот часов, один из самых древних и почитаемых законов, созданный еще на заре нашей цивилизации с целью поддерживать мир и порядок во время междуцарствования после смерти короля. И сейчас я хочу попросить потерпевшую сторону, либо сторону, представляющую интересы потерпевшей стороны встать и назвать виновного, лишившего себя чести и достоинства, – Глава Стражи протянул руку в центр зала, приглашая выступить с предъявлением обвинения молодого графа Гористарского, принявшего расстроенный и разочарованный вид.
– Братья! Как и вам, мне очень дороги и важны те законы, каким подчинены основы нашей жизни на Рейнсвальде, тот мир и покой, что они охраняют, – из него мог бы получиться неплохой оратор. Если бы только новый гористарский граф обращал больше внимания тренировкам и следил бы больше не за собственными интонациями, а за тем, как на его слова реагируют окружающие, – однако среди нас есть люди, какие не чтут их так же свято, как и мы с вами. Герцогство Росс издавна находилось под защитой Гористарского бароната. Я, как и мой предшественники, всегда чувствовал ответственность за наших друзей в герцогстве. Сейчас же, положившись на то, что по никто не смеет обнажить оружие в столь тягостный для нас момент, я ничем не смог помочь графству, когда на него так вероломно напали. Мы обнаружили на развалинах лишь свидетельства того, кто это сделал, а так же рассказы выживших, переживших этот жестокий и кровавый бой. Думаю, моих слов уже достаточно, чтобы вынести обвинения, но я хочу, чтобы вы сами приняли для себя решение, кто же виноват в случившемся, – он достал из кармана камзолу кусок внешней обшивки экзоскелета, и, высоко подняв руку вверх, продемонстрировал его всем присутствующим. Чтобы не возникло никаких сомнений, изображение перевели еще на большой монитор, спустившийся с потолка, и там отчетливо были видны символ полка, распустивший когти геральдический грифон, и герб Тристанского дома, чуть обугленный от попадания вражеского снаряда, но все еще вполне читаемый.
– Тристанский баронат обвиняется в нападении на герцогство Росс при нарушении всех допустимым законов королевства, а так же тяжелейшем преступлении против закона всеобщего мира в пятьсот часов, – объявил гористарский граф, не сумев сдержать улыбки. Ему точно еще требовались тренировки в выдержке и умении контролировать свои эмоции, и куда только смотрел старик, когда ставил в завещании его своим преемником…
– Вранье! – неожиданный голос с верхних галерей моментально разрушил всю атмосферу момента, разом стерев улыбку с лица Михаэля. Тот ждал чего угодно от ответных обвинений Эдварда до выступлений графа Фларского, но точно не того, что скажут свое слово малые феодалы. Поднявшийся же дворянин в парадном камзоле ярких сиреневых цветов своего герба, повторил, – все это бессовестная ложь, чтобы запятнать один из самых старых, справедливых и благородных родов нашего королевства!
– Тристанский барон взял свое право крови, что было у него с того самого момента, как Респир расстрелял его свадьбу, – поднялся другой феодал, пальцем ткнув в сторону графа Гористарского, – данное преступление было оставлено без внимания, не смотря на его жестокость и бессердечие. Респир являлся протеже прежнего барона Гористара, и его преступление было гораздо страшнее, чем любое из всего того, что совершал или мог совершить тристанский барон. Он запятнал невинной кровью святые земли храма! – феодал посмотрел по сторонам, ожидая поддержки, и общий одобрительный гул подкрепил его слова.
– Герцог Росса должен был понести наказание за совершенные деяния, – встал кто-то из остезейских баронов, немало удивив всех остальных, – Гористарский баронат несет ответственность за действия своих протеже. Поэтому, по нашему мнению, поступки молодого барона Тристана являются оправданными, – остальные представители остезейского союза поддержали его поднятыми руками, – нельзя обвинять дворянина в исполнении священного права мести, пусть даже и такого жестокого. Тем более, за столь страшное преступление, оскорбившее не только его, но и каждого из нас, ибо была нарушена самая священная заповедь неприкосновенности храмовой земли.
Эдвард не без удивления смотрел на графа Фларского, который спокойно откинулся на спинку своего кресла и с улыбкой наблюдал за всем происходящим. Не сложно догадаться, что он приложил немало стараний, чтобы события теперь развивались именно так, как сейчас разгорается защита чести тристанского бароната. У него достаточно союзников среди небольших феодов, да и просто сочувствующих ему и желающих видеть графа Фларского новым королем Рейнсвальда, а обвинения Эдварда, как одного из его ближайших союзников, выглядят как прямой удар по самому графу, что могли понять даже не самые подкованные в политике.
– И все же, это не отменяет обвинение Тристанского барона в том, что он нарушил закон пятисот часов, – сказал Глава Стражи, выступая вперед и поднимая правую руку, чтобы успокоить начинающийся спор, где явно побеждали сторонники графа Фларского. Их слова звучали гораздо увереннее, чем обвиняющих, не имевших других доказательств, кроме нескольких предоставленных фрагментов брони и снаряжения. Выступив вперед, он повернулся к самому барону, – скажите, вам есть, что ответить на данное обвинение, признаете ли вы свою вину в предъявленных вам деяниях или же отказываетесь от нее?
