– Все действия с нашей стороны не несли никакого агрессивного характера, – посол попытался отойти от этого вопроса в сторону, – снаряжение и обеспечение поставлялись не для эскалации агрессии, а для обеспечения договоренностей сторон согласно тем документам, что были подписаны. Все соответствовало законам рынка и у нас не было даже достоверной информации, для чего именно готовиться эскадра, которую ваши корабли уничтожили с подобной жестокостью… А теперь продолжают уничтожение порта анклава в попытках добить последних выживших…
– И все же, – Эдвард не собирался отступать, пока не добьется согласия посла, – верфи обеспечивали и поддерживали эскадру, которая, по нашим сведениям, готовилась для вторжения на территорию, находящуюся под протекторатом моего баронота, что уже является само по себе нарушением условий договора Цитадели, к каким относится Рейнсвальд. Кроме того, формирование подобных сил уже дает нам право на превентивное нападение, вне зависимости от того, где и под чьим флагом они располагаются и подготавливаются…
– Ваши действия можно трактовать законными ровно до того момента, как вы начали обстрел верфей, таким образом нанося непосредственный ущерб имуществу и подданным независимого порта. И наше первоначальное требование немедленно прекратить агрессию и начать отвод ваших войск из порта и с ближней орбиты, – твердо сказал посол, – в ином случае ваше поведение уже будет рассматриваться как акт агрессии против непосредственно Самрийских верфей, на какой мы вынуждены будем ответить.
– То есть, таким образом, вы принимаете на себя протектор над остатками разбитых войск феодала Гельского, не так ли? – Эдвард почувствовал, что сейчас зацепил за что-то более конкретное, нежели чем простые общие фразы. Такая игра была опасной, проходя по самому тонкому лезвию, разделяющему состояние мира и войны между разговаривавшими сейчас людьми. И оставалось только надеяться, что и у посла хватит нервов и красноречия продолжать переговоры, а не вскочить с места с объявлением того, что говорить дальше нечего. Повисло напряжение, разрядившееся немного лишь тогда, когда посол снова заговорил, в этот раз все же пойдя на уступки.
– Вольный порт не собирается признавать своего протектората ни над одной из сторон, равно как и не желает участвовать в данном конфликте, – он осторожно подбирал слова так, чтобы даже случайно не допустить какой-либо двусмысленности или недосказанности. Задержавшись на пору секунд, посол добавил, – Боевые действия ведутся на нашей суверенной территории, которую нам позволено защищать любыми силами и средствами, вне зависимости от того, насколько законны идущие там бои. Сейчас у вас есть возможность эвакуировать свои войска с территории анклава, о чем мы в данный момент настаиваем, таким образом прекратив сражение и уничтожение имущества и граждан Самрии. У вашего соперника подобных возможностей пока нет, из-за чего, в силу необходимости, они будут вынуждены пока остаться на территории нашего порта, но мы немедленно уведомим их сюзерена о сложившейся ситуации и так же, как и от вас, потребуем их немедленной эвакуации. Мы заявляем о нейтралитете, но так же имеем право защищаться, что включает в себя и уничтожение войск любой из сторон конфликта. Вне зависимости от того, к кому относятся, если они нарушают условия нашего нейтралитета, – посол повторился и посмотрел на Эдварда, но обнаружил на лице оппонента лишь многозначительную улыбку, вроде как забавлявшегося всей сложившейся ситуацией.
– Справедливое требование, – кивнул тристанский барон, – Если бы не одно «но». Нам необходимо физическое уничтожение каждого, кто мог бы выступить официальным свидетелем произошедших здесь событий, – заметил, как дернулся мускул на лице посла, но решил не предавать этому особого значения, и только краем зацепил очень важную для самрийских властей тему. Линкоры несли на себе достаточный боезапас, включая в себя несколько планетарных бомб, вполне способных нанести катастрофические разрушения по всему острову, и если бомбардировка начнется прямо сейчас, флот просто не успеет ее предотвратить. Эдвард же с серьезным видом продолжил, – а это требование подразумевает всех солдат и офицеров Вассария Гельского, что находятся сейчас на территории вашего порта. И, к сожалению, я не могу согласиться с предложенными вами условиями, не смотря на то, что нахожу их вполне справедливыми, – опасное заявление, особенно, если учесть, в определенном смысле вся Самрия является свидетелем произошедшего, а ее официальные представители и их слова тоже могут рассматриваться королем как вполне законное обвинение.
– Могу вас заверить, что мы не собираемся выступать как обвинители или защитники какой угодно из сторон данного конфликта, – сказал посол даже быстрее, чем Эдвард ожидал, не потратив ни секунды на размышления, – у меня есть полномочия говорить такие утверждения, так что можете рассматривать их как официальное заявление правления вольного порта. Конечно, мы не можем гарантировать, но не кажется ли вам самим, что те уцелевшие, что еще находятся внизу, не смогут предоставить никаких конкретных доказательств, что именно Тристанский барон организовал это нападение? – он перешел на более личный тон, чем еще больше удивил Эдварда.
– Если Самрийский анклав гарантирует, что не станет выступать как свидетель или обвинитель в случае возможных разбирательств, то я готов начать отвод своих войск, – кивнул тристанский барон, – мне так же необходимы заверения, что Самрия не станет оказывать поддержки уцелевшим войсками Вассария Гельского, все еще остающимся на территории порта, равно как и какую-либо поддержку в расследовании произошедшего здесь.
– У меня есть полномочия заверить вас, что вольный порт не будет оказывать никакой поддержки оставшимся войскам за исключением тех, что указаны в договоре, заключенном с их сюзереном, – неуверенно начал посол. Эта фраза так же означала, что недобиткам, какие еще останутся, если отвести войска прямо сейчас, будет обеспечена медицинская и иная помощь для поддержания их существования до прибытия сюда подкреплений Вассария. На произвол судьбы их не бросят, но, с другой стороны, Эдвард понимал, что и дальше настаивать не стоит, уже подошел к границам терпения самрийцев. А посол вольного порта еще не закончил, – Мы разрешаем лишь эвакуацию оставшегося снаряжения и личного состава, но не приемлем каких-либо эмиссаров от вашего лица или ваших соперников для проверки и личного наблюдения за выполняемыми условиями. И это будет касаться так и возможных требований о проведении расследования случившегося, – он кивнул головой, подтверждая слова Эдварда, – Вольный порт не намерен более участвовать во внутренних спорах Рейнсвальда, вне зависимости от того, между кем они ведутся.
От этих слов Эдвард едва сумел удержать свои эмоции при себе и только кивнул в ответ. Самрийские верфи получили урок, что значит участвовать во внутренних спорах рейнсвальдских дворян, позарившись на большие прибыли, и не желали больше иметь дела с внутренней политикой королевства. Точно так же, как и получил урок Вассарий Гельский, решивший, что может обмануть всех и сам диктовать условия.
Дальнейший разговор, продолжавшийся не очень долго, прошел в более спокойной обстановке, поскольку оставалось обсудить лишь отдельные моменты только что заключенного соглашения, особенно того, что касалось выплат компенсаций за причиненный ущерб. Эдвард признавал, что здесь вольный порт имеет право требовать восстановление разрушенных комплексов и повреждений, нанесенных инфраструктуре порта, но напрямую Тристанский баронат не мог выплачивать подобные репарации, и сошлись на условиях, что выплаты будут произведены за счет трофейного вооружения и снаряжения, захваченного у Вассария, уже находящееся на территории порта. Ситуация довольно глупая, потому что немалая часть этого снаряжения и техники поставлена если не самим вольным портом, то по его каналам, но плата за них уже была внесена, и юридически все захваченное принадлежало сначала Гельскому, а после сражения уже Тристанскому баронату, и подобный подход устраивал обе стороны. Решили вопросы и о возможном вооружении или сбитой техники, что могла оказаться на развалинах разрушенной части порта, где шли бои, и по этому поводу Самрия гарантировала ее последующее уничтожение без использования в качестве свидетельств против Тристанского бароната.
